Шрифт:
— К завтрему всё будет сухое, сможешь гулять пойти.
Очень приятно было Юрке лежать в тепле и беседовать с Иваном Петровичем. Он спросил его:
— А почему вас взяли на войну? Разве таких пожилых берут?
— Берут. Но только когда они сами идут. Добровольцами. Да ещё очень просятся, — ответил Петрович.
— И вы просились?
— А как же.
— Почему же вы хотели на войну, если дома у вас так хорошо? Всё есть: и голуби, и кролики, и кот с собакой…
— Всё есть, да радости нет, когда враг нашу землю родную грязными сапожищами топчет, — вздохнул Петрович. — И землю свою защищать надо, и семью. А семья у меня большая, со мной восемь человек.
— Так почему же другой кто-нибудь не пошёл воевать? Разве другие ещё старше вас?
— Ох и дотошный же ты, — рассмеялся Иван Петрович. — Ладно, сейчас я тебе свою семью покажу и про всех расскажу. — Он открыл тот сундучок, откуда брал вчера полотенце, и вынул завёрнутую в платок фотографию. — Вот, гляди, перед самым моим отъездом снимались. Эти два кавалера — сыны мои Фёдор и Михаил. Федюньке одиннадцать, а Миньке тринадцать исполнилось. Девица с косой — дочка моя Татьяна. Ей пятнадцать, она ходит в восьмой класс. Это дочка старшая — Евгения. Она бы воевала, да у неё лялька на руках — внук мой Владимир. Зять мой Сергей, муж Евгении, еще в финскую войну отвоевался. Домой без ноги вернулся. Вот тебе шестеро. Жена моя Татьяна Васильевна — седьмая. Сам видишь, в солдаты она никак не годится. Остаюсь я — восьмой. И выходит, что, кроме меня, воевать некому. Ясно?
— Ясно, — сказал Юрка. — Я бы тоже пошёл воевать, если бы меня взяли.
— А тебя уже взяли. Теперь все бумаги будут к тебе нести. А другой раз и живого фрица приведут, побеседуешь с ним.
— Мне бы не хотелось, — поёжился Юрка. — Они противные и страшные, я их боюсь.
— Пересилишь себя, если надо, — сказал Петрович.
В это время в землянку забежал Павлик.
— Держи, это тебе, — сказал он Юрке и сунул ему в руки две большие розовые морковки. И сразу ушёл.
— Как вы думаете, где он их взял? — спросил Юрка Петровича, когда Павлик скрылся.
— А это его секрет. Что ему морковки! Он и фрицев живых приводит, а где их пленил — не говорит.
— Он добрый, правда? — спросил Юрка.
— К своим добрый, а к немцам… Ох и злой! И злой, и смелый — просто отчаянный парень! — ответил Петрович.
— Я тоже постараюсь не бояться, — сказал Юрка. Откусил кусочек морковки, а остальную протянул Петровичу: — Попробуйте, какая сладкая!
Папу Юрка в тот день больше не видел. Папа пришёл ночью, снял сапоги и ватник, лёг на одну койку с сыном и прижал его к себе. Юрка спал крепко, а папа часто просыпался, прислушивался — не зазвонит ли телефон. Ушёл он ещё в темноте, а на рассвете опять началась стрельба.
В этот день папа с Павликом снова принесли Юрке бумажку для перевода. Но это было уже не письмо, а отпечатанный листок. На этом листке было написано, чтобы немецкие солдаты не боялись мороза, что мороз очень полезен для их здоровья. И ещё там говорилось, что Ленинград и Москву они скоро возьмут, так как от Москвы отошли нарочно, чтобы стать на более удобные позиции.
Папа слушал серьёзно, а Павлик всё посмеивался и подмигивал Юрке: здорово, мол, врут фашисты!
Когда этот листок прочитали, папа позволил Юрке пойти погулять. Юрка взял маленькую лопатку, которую утром сделал ему Петрович, а Петрович взял большую, и они пошли чистить снег возле землянки. Потом Юрка знакомился с бойцами и смотрел огромные пушки, у которых дула были направлены все в сторону фашистов. Началась стрельба, и Петрович увёл Юрку в землянку.
…Проходил день за днём. Через неделю приехала мама. Она так обрадовалась Юрке, что ни на минуту не отпускала его от себя. А когда Юрка рассказал ей, что он состоит при папиной части переводчиком, она даже загордилась. И ещё Юрка рассказал маме, что, когда нет стрельбы, они ходят с Петровичем помогать повару готовить солдатам кашу, выдавать хлеб, кипятить чай.
Очень радостно было Юрке видеть маму, только жаль, что гостила она у них недолго, вечером уехала. Забрать домой Юрку она не могла, так как в квартире у них после взрыва бомбы жить пока было нельзя.
Приближалась весна. Всё ярче светило солнце, всё громче чирикали воробьи. Петрович гадал, прилетят ли на фронт жаворонки и скворцы или побоятся. Снег на открытых местах блестел так, что больно было смотреть, а от пушек ложились на него густые, синие тени.
Однажды папа сказал Юрке:
— Баграт едет сегодня по делам в город и захватит тебя. Поживёшь несколько дней с мамой, она соскучилась.
Юрка обрадовался. Он тоже очень хотел видеть маму, да и проехаться с Багратом было приятно. Но тут же спросил:
— А если немецкую бумагу принесут или письмо, кто будет переводить?
— Баграт тогда за тобой приедет, — ответил папа.
Баграт отвёз Юрку в Ленинград и, сдавая маме, почему-то немного приврал:
— Очень просился Юрка домой. Так просился, что капитан сказал: «Ладно, Баграт, поедешь в военторг, отвези сына к маме. Только ненадолго. Через два дня назад привези, он нам тут очень нужен».
Такого разговора Юрка не слышал.
Баграт попрощался и уехал в военторг получать разные вещи, а Юрка остался с мамой в госпитале.