Короче, вот на чем мы сошлись. Что завтра я на своей машине — на джипе или на кабриолете — выезжаю одна в город, а Рэй едет следом. И независимо от того, есть слежка или нет, я паркуюсь где-нибудь в Западном Голливуде и иду по своим делам — в салон красоты, по магазинам, куда угодно — и гуляю долго, а потом еду в тот ресторан, в котором накануне должна была встретиться с Ленчиком. И то же самое делаю завтра и послезавтра — они просто обязаны за мной следить, у них другого выхода нет, так что вряд ли придется ждать долго — и где-нибудь они ко мне подойдут, в ресторане, скорей всего, и будут уверены, что я одна. И напомнят мне про должок — это я сказала, что именно так и будет, потому что убивать меня им рановато, — а я скажу, что из-за них попала под подозрение ФБР и полиции, и десять дней отсидела в тюрьме, и до сих пор под подозрением, причем подозревают меня и в причастности к убийству Яши и в том, что имею косвенное отношение к убийству Стэйси. И сейчас сделать я все равно ничего не могу — и со мной пока лучше не встречаться: не исключено, что меня пасут, и уж деньги куда-то перевести я, в любом случае, не в состоянии.

И я должна повозмущаться убийством Стэйси и одновременно выглядеть напуганной — чтобы они поверили, что меня этот их поступок испугал жутко. Разумеется, я должна отрицать, что причастна к тому, что кто-то стрелял по ним — частный детектив у меня был, которого Ленчиковы люди и убили потом, вот он и нашел киллеров и потом мне счет предъявил, но погиб.

Это их расслабит — мысль о том, что не надо больше никого бояться, — и они дадут мне неделю или десять дней, которых хватит на то, чтобы мы подготовили пути отхода. А дальше я должна их спровоцировать на конфликт — сказать, что ничего я им не отдам, что передумала и что, если что-то со мной случится, весь компромат на Ленчика, его записки и якобы записанные мной на диктофон разговоры окажутся в ФБР. Должна сказать это на встрече, прямо и резко — а когда они попробуют применить ко мне силу, в дело вступит Рэй.

— Понимаешь, они ведь не будут прямо в ресторане приставлять пистолет тебе к голове, они попробуют это сделать в другой обстановке, более спокойной, и чтобы минимум народа это видел. Им надо будет тебя захватить — чтобы ты потом привезла их туда, где у тебя компромат, и при них отдала распоряжение перевести деньги по указанным ими счетам, захватить целой и невредимой, чтобы ни один волос с твоей головы не упал. Но при этом они не будут знать, что рядом буду я, и я могу начать стрелять в любой момент и сказать потом, что меня пытались убить какие-то громилы. Я буду действовать в соответствии с законом и мне ничего не будет — ну подержат день-другой в полиции и все равно ведь отпустят, потому что это не убийство, а самооборона, потому что у них наверняка будет с собой оружие, пусть не пистолеты, но хоть удавка, хоть нож.

— Думаешь, что справишься со всеми? — спросила без издевки, не желая оскорблять его имеющимися у меня сомнениями.

— Их ведь не так много, Олли. В ресторан вошли двое, и еще двое были в одной машине, и трое в другой…

Значит, Ленчик привез-таки еще людей из Нью-Йорка — было их семеро, включая его и не считая Виктора, трое погибло и один ранен, значит, он привез еще четверых. Кореец, помнится, говорил, что у него вся банда человек десять — пятнадцать — не исключено, что те, кого видел Рэй, это и есть Ленчикова группа в полном составе. Но ведь не исключено и то, что в каком-нибудь мотеле ждут задания еще трое-четверо — и в крайнем случае, он может попросить людей у Берлина, и еще Виктор мне нужен, его оставлять никак нельзя, поганую крысу.

— …Их семеро, но я уверен, что они не будут действовать все вместе, а значит, мы уничтожим их по частям, и я буду говорить полиции, что в последние дни кто-то угрожал мне по телефону, и вот теперь покушается на мою жизнь. Думаю, что в два или максимум три захода я их уничтожу…

А я про себя думаю, что стольких убивать, возможно, даже не надо — надо убрать Ленчика и Виктора и того, с кем Ленчик заходил в ресторан, самого близкого его приспешника. Потому что Ленчиковы быки вряд ли знают, чье задание выполняют, в чем точно оно заключается и кто я такая, — и связи с заказчиком у них наверняка нет, и нового представителя тюменцы вряд ли прислали. Но на всякий случай лучше, конечно, убрать всех — береженого Бог бережет — и сменить место жительства, будучи в полной уверенности, что теперь меня никто не ищет. Как там Кореец говорил: “Мы люди не местные, всех попишем и уедем”, — так, кажется. Вот и я здесь, в Штатах, уже не местная — да я нигде не местная, если разобраться.

— Как тебе план, Олли?

Что могу сказать? Что роль приманки мне не нравится? Что кто-то сдуру может меня застрелить вместо того, чтобы захватывать? Что я могу погибнуть в перестрелке между Рэем и людьми Ленчика прежде, чем завершится месть? Но ничего лучшего придумать ведь нельзя — чтобы убивать своими руками, надо рисковать. Кстати, насчет своих рук…

— Если мы будем знать, что дело идет к стрельбе, у тебя найдется для меня оружие, Рэй? — спрашиваю вдруг, решив, что выступать в качестве наживки, смотреть, как идет бой, и не участвовать, и чувствовать себя пешкой — это не для меня. — Я училась стрелять — давно, года три назад, но у меня был хороший инструктор…

— А ты представляешь себе, что такое выстрелить в человека? — спрашивает он меня в ответ, и мне не нравится его тон, в нем чувствуется оттенок превосходства, и явное неверие в меня, хотя совсем недавно он посмотрел на меня с плохо скрытым уважением, когда я сказала, что наняла киллера. — Ты уверена, что сможешь это сделать?

Я опять закуриваю и скрываюсь на время от Мэттьюза в дымовой завесе, а сама на облаке дыма переношусь в прошлое. А там сигара, выхваченная из моих рук, вылетает горящим копьем в окно, и в лицо мне с ненавистью втыкаются занозами глаза кронинского Павла, с которым едем ко мне домой по мокрой от недавно прошедшего дождя московской дороге.

— Полтора года назад я ножом убила человека, у которого в руках был пистолет, Рэй, — отвечаю не задумываясь, и не спохватываюсь, осознав, что сказала, не пытаюсь взять свои слова обратно. — Убила даже не потому, что он изнасиловал меня и угрожал мне смертью, а потому что он был готов убить очень близкого мне человека. И я не рыдала потом и никогда об этом не жалела, и, повторись ситуация, сделала бы это еще раз. Не бойся, это было не здесь, в другой стране, и никто меня за это не ищет…

Он посмотрел на меня очень внимательно и очень серьезно, как бы оценивающе, и я добавила, разряжая обстановку: