Геттинген стал тем местом, где возмужание Оппенгеймера принесло первые настоящие плоды. Доля ученого, писал позднее Оппенгеймер, «похожа на подъем в гору внутри туннеля. Никогда не знаешь, выйдешь ли ты из туннеля над долиной или навсегда в нем застрянешь». Это тем более было метким определением для молодого ученого, стоящего на пороге квантовой революции. Наблюдая за этим переворотом скорее как свидетель, нежели участник, он тем не менее показал, что обладает чувствительным умом и мотивацией, позволяющими сделать физику делом всей жизни. За девять коротких месяцев Роберт добился реального успеха в науке, преобразился как личность и вернул себе чувство собственного достоинства. Глубокие сомнения, угрожавшие всего год назад самой его жизни, отступили перед серьезными достижениями и порождаемой ими уверенностью в своих силах.

К концу года, проведенного в Геттингене, Оппенгеймер начал выказывать явные признаки тоски по родине. По мимоходом брошенным замечаниям о Германии его можно было принять за шовиниста. Ни один уголок Германии не мог сравниться в его глазах с пустынными ландшафтами Нью-Мексико. «Он невыносим, — жаловался один голландский студент. — У него даже цветы в Америке лучше пахнут». Роберт устроил вечеринку накануне отъезда и среди прочих гостей пригласил красивую, черноволосую Шарлотту Рифеншталь. Роберт подарил девушке чемодан из свиной кожи, который так ей понравился во время их первой встречи. Она берегла его три десятилетия, называя «оппенгеймером».

После короткого совместного с Полем Дираком визита в Лейден в середине июля 1927 года Роберт сел в Ливерпуле на пароход, следующий в Нью-Йорк. Оппенгеймер не просто выжил, а возвращался с заслуженной упорным трудом докторской степенью. В кругу физиков-теоретиков распространилась весть, что Оппенгеймер не понаслышке знаком с последними эпохальными открытиями в области квантовой механики. После окончания Гарварда не прошло и двух лет, как он приобрел в своей сфере деятельности статус восходящей звезды.

Весной ему посоветовали взять финансируемый Фондом Рокфеллера грант, который присуждался Национальным исследовательским советом подающим надежды молодым ученым. Роберт решил провести осенний семестр в Гарварде, прежде чем переехать в Пасадену, штат Калифорния, где ему предложили преподавательскую должность в ведущем научно-исследовательском центре — Калифорнийском технологическом институте (Калтехе). Поэтому, распаковывая чемоданы в родительском доме на Риверсайд-драйв, он уже знал: его непосредственное будущее обеспечено. У Роберта имелось шесть недель, чтобы пообщаться с пятнадцатилетним братом Фрэнком и погостить у родителей.

К его огорчению, Юлиус и Элла прошлогодней зимой решили продать дом в Бей-Шор. Но яхта «Тримети» все еще стояла на якоре перед домом, поэтому Роберт взял Фрэнка и, как не раз бывало в прошлом, отправился в стремительный заплыв вдоль побережья Лонг-Айленда. В августе братья ненадолго присоединились к родителям, отдыхающим на острове Нантакет. «Мы с братом, — вспоминал Роберт, — целыми днями писали маслом на холсте дюны и заросшие травой холмы». Фрэнк обожал старшего брата. В отличие от Роберта он умел работать руками и любил возиться с механизмами, разбирая и собирая электромоторы и часы. Фрэнк шел по стопам брата в Школе этической культуры и тоже склонялся в мыслях к изучению физики. Покидая Гарвард, Роберт подарил брату свой микроскоп, и тот однажды рассмотрел в него свою сперму. «Я никогда ничего не слышал о сперме, — признался Фрэнк. — Это было воистину удивительное открытие».

В конце лета Роберт получил приятное известие: Шарлотта Рифеншталь согласилась поступить на должность преподавательницы Вассарского колледжа. Когда в сентябре девушка прибыла на пароходе в гавань Нью-Йорка, Роберт встречал ее на причале. Вместе с ней приехали двое других успешных выпускников Геттингена — Сэмюэл Гаудсмит и Джордж Уленбек с молодой женой Эльзой. Оппенгеймер знал Гаудсмита и Уленбека как состоявшихся ученых. Эта пара совместно открыла в 1925 году существование спина. Роберт не жалел расходов на прием друзей в Нью-Йорке.

«Оппенгеймер встретил нас обоих в своем стиле, — вспоминал Гаудсмит, — однако на самом деле все это было организовано для Шарлотты. Он приехал за нами на лимузине с шофером и поселил нас в отеле в самом центре города, в Гринвич-Виллидж».

В последующие недели Роберт повсюду сопровождал Шарлотту, водя ее по любимым местам Нью-Йорка — от картинных галерей до самых дорогих ресторанов. Шарлотта пыталась сопротивляться: «Неужели ты не знаешь других отелей, кроме “Ритц”?» Намекая на серьезность намерений, Оппенгеймер привез Шарлотту в огромную квартиру на Риверсайд-драйв и представил девушку родителям. Восхищенная Робертом и польщенная его вниманием Шарлотта тем не менее улавливала в нем эмоциональную замкнутость. Ухажер уклонялся от попыток Шарлотты завести разговор о его прошлом. Семья Оппенгеймеров отталкивала ее своей навязчивостью и чрезмерной опекой, в итоге молодые люди стали отдаляться друг от друга. Работа в Вассарском колледже не позволяла Шарлотте часто бывать в Нью-Йорке, а условия гранта Оппенгеймера требовали его постоянного присутствия в Гарварде. В конце концов Шарлотта вернулась в Германию. В 1931 году она вышла замуж за геттингенского однокурсника Роберта Фрица Хоутерманса.

Вернувшись осенью в Гарвард, Роберт возобновил дружбу с Уильямом Бойдом, заканчивавшим в Кембридже докторантуру в области биохимии. Роберт поведал другу о тяготах, пережитых за год в английском Кембридже. Бойд не удивился, он всегда считал Роберта эмоционально взвинченным молодым человеком, но способным совладать со своими душевными проблемами. Поэзия оставалась страстью Роберта, и когда он показал одно из стихотворений Бойду, тот предложил отправить его в редакцию гарвардского литературного журнала «Хаунд энд хорн». Оно было опубликовано в июньском выпуске 1928 года: