Робертсон и многие другие знакомые не подозревали, что Тэтлок вела душевную борьбу со своей половой ориентацией. Джин рассказала Джеки Оппенгеймер, о чем та сообщила позднее, что психоанализ выявил у нее скрытую наклонность к гомосексуализму. В те времена аналитики-фрейдисты смотрели на гомосексуальность как на патологию, требующую преодоления.

Через некоторое время после смерти Джин одна из ее подруг, Эдит Арнстейн Дженкинс, прогуливалась с Мейсоном Робертсоном, редактором «Пиплз уорлд». Робертс был близким другом Джин. По его словам, Джин призналась ему, что она лесбиянка и в стремлении преодолеть тягу к женщинам «ложилась в постель с любым самцом, какого только могла найти». Разговор напомнил Дженкинс сцену, которую она застала однажды воскресным утром в доме на Шаста-роуд — Мэри Эллен Уошберн и Джин Тэтлок «сидели с газетой и курили в двуспальной кровати Мэри Эллен». Выражая собственное понимание лесбийских отношений, Дженкинс предположила в своих мемуарах, что «Джин, похоже, нуждалась в Мэри Эллен», и процитировала слова Уошберн: «Когда я впервые встретила Джин, мне неприятно бросились в глаза ее [большие] груди и толстые щиколотки».

У Мэри Эллен Уошберн имелись особые основания для потрясения, которое она испытала, получив известие о смерти Тэтлок: она по секрету призналась подруге, что Джин накануне звонила ей и просила приехать. Джин говорила, что была «очень подавлена». Не сумев приехать в тот вечер, Мэри Эллен, естественно, терзалась угрызениями совести и чувством вины.

Когда человек сам лишает себя жизни, такой шаг выглядит в глазах живущих непостижимой загадкой. У Оппенгеймера самоубийство Джин Тэтлок вызвало чувство огромной потери. Он многое сделал для этой молодой женщины. Хотел на ней жениться и даже после вступления в брак с Китти оставался верным другом, приходя на выручку в трудные минуты, а иногда — любовником. Роберт нередко часами гулял и разговаривал с ней, выводя ее из очередного приступа депрессии. А теперь ее не стало. Он потерпел поражение.

Как только стало известно о самоубийстве, Уошберн в тот же день отправила телеграмму в Лос-Аламос Серберам. Явившись к Оппенгеймеру сообщить печальную новость, Роберт Сербер понял, что Роберт уже все знает. «Он пребывал в глубокой печали», — вспоминал Сербер. Оппенгеймер отправился на одну из своих длинных одиноких прогулок по окружающему Лос-Аламос сосновому лесу. Роберт, несомненно, знал, в каком состоянии много лет пребывала психика Джин, а потому наверняка испытывал лавину мучительных, противоречивых эмоций. Помимо раскаяния, обиды, фрустрации и глубокой печали он наверняка чувствовал угрызения совести и даже вину. Раз душа Джин была «парализована», значит, его смутное присутствие в ее жизни отчасти тоже послужило причиной паралича.

Из любви и сострадания Роберт стал для Джин одним из важнейших элементов структуры психологической поддержки и вдруг загадочным образом исчез. Он пытался сохранить отношения, однако после июня 1943 года ему стало абсолютно ясно, что связь с Джин не может продолжаться, не ставя под угрозу его работу в Лос-Аламосе. Роберт стал заложником обстоятельств. У него были обязательства перед женой, которую он любил, и ребенком, обязательства перед коллегами. Если смотреть с этих позиций, он поступил ответственно. В свою очередь, Джин могла вообразить, что тщеславие перевесило любовь. В этом смысле Джин Тэтлок можно считать первой жертвой назначения Оппенгеймера на пост руководителя лаборатории в Лос-Аламосе.

Газеты Сан-Франциско опубликовали новость о самоубийстве Тэтлок на первых полосах. Тем же утром управление ФБР по Сан-Франциско телеграфировало Дж. Эдгару Гуверу краткое изложение газетных статей. Телеграфное сообщение заканчивалось словами: «Во избежание неблагоприятной огласки управление не будет предпринимать прямых действий. Справки будут наведены без привлечения внимания спустя некоторое время, результаты будут доведены до Бюро».

С тех пор многие историки и журналисты выдвигали самые разные догадки о причинах самоубийства Тэтлок. Согласно проведенному коронером анализу, Тэтлок перед смертью плотно поужинала. Если она намеревалась принять медикаменты и утопиться, то, как врач, должна была знать: непереваренная пища замедляет поглощение лекарств организмом. Вскрытие показало, что барбитураты не проникли в печень и другие жизненно важные органы. К тому же отчет не указывал, приняла ли она достаточно большую дозу барбитуратов, способную вызвать смерть. И наоборот — как указывалось выше, вскрытие установило в качестве причины смерти удушье от погружения в воду. Уже эти любопытные обстоятельства наводят на подозрения, однако по-настоящему смущает включенный в отчет о вскрытии вывод о том, что в организме покойницы обнаружены «незначительные следы хлоралгидрата». В сочетании с алкоголем хлоралгидрат превращается в активный компонент нокаутирующего состава, наподобие клофелина, который в те времена называли «Микки Финн». Короче говоря, некоторые исследователи высказали предположение, что Джин незаметно подсыпали хлоралгидрата, а потом утопили в ванной.

В то же время отчет коронера свидетельствует, что в ее крови не обнаружили присутствие алкоголя. (Коронер, однако, установил некоторые нарушения работы поджелудочной железы, свидетельствующие о злоупотреблении алкоголем.) Врачи, хорошо знакомые со случаями самоубийства, подтвердили, что Джин могла утопиться намеренно, например, поужинав и приняв барбитураты, чтобы вызвать у себя сонливость, а затем отключить сознание путем приема хлоралгидрата, стоя на коленях и наклонившись над ванной. При достаточно высокой дозе хлоралгидрата ее голова опустилась бы в воду, и Джин умерла бы от удушья, не приходя в сознание. «Психологическое вскрытие» рисует портрет функционально развитого человека, переживавшего «депрессивную фазу маниакально-депрессивного психоза». Работая в больнице психиатром, Джин имела свободный доступ к мощным успокаивающим средствам, в том числе к хлоралгидрату. С другой стороны, как заметил один ознакомленный с отчетом коронера врач: «Если вы хитры и хотите кого-то убить, это самый верный способ».

Некоторые исследователи, а также брат Джин, доктор Хью Тэтлок, продолжали изучать странную природу гибели Джин. В 1975 году, когда были рассекречены материалы комиссии Черча сената США о планах ЦРУ по убийству неугодных лиц, их подозрения относительно суицида еще более обострились. Одним из главных свидетелей выступил не кто иной, как вездесущий Борис Паш, не только стоявший за подслушиванием телефонных разговоров Джин, но и предлагавший допросить Ломаница, Бома и Фридмана «на русский манер» и утопить их трупы в море.

Паш с 1949-го до конца 1952 года служил начальником седьмого отдела программ ЦРУ (PB/7) — отдела специальных операций в составе Управления политической координации, секретной службы внутри ЦРУ. Начальник Паша, директор Управления политической координации, рассказал сенатским следователям, что седьмой отдел под руководством полковника Паша отвечал за организацию убийств, похищений и прочих «спецопераций». Паш отрицал свою ответственность за убийства, но признавал, что у других сотрудников ЦРУ «естественно, могло возникнуть впечатление, будто мой отдел планирует их». Бывший офицер ЦРУ Э. Говард Хант-младший в интервью «Нью-Йорк таймс» 26 декабря 1975 года сообщил, что в середине 1950-х годов узнал от своего начальства об ответственности Бориса Т. Паша, руководителя специальных операций, за «ликвидацию двойных агентов и аналогичных сошек…».