Шрифт:
— Не делайте этого.
— Она моя!
Он погладил Тесс по волосам, коснулся ее виска большим пальцем.
— Нет. Она не ваша.
Тесс стряхнула его руку.
— Вам плевать! Вы не понимаете!
Резкое движение, пронзительный голос заставили Рен заплакать.
— Я понимаю, — просто сказал Норт. — Дайте ее мне.
Рен закричала громче, ее маленькая грудка напряглась.
— Вы не можете. Не можете ее забрать.
— Мне придется.
Она боролась с ним, пытаясь не отпускать…
— Тесс… Тесс, пожалуйста…
Норт оторвал плачущего ребенка от ее рук.
— Не надо. — Она с трудом поднялась на ноги. — Не делайте этого!
— Все будет хорошо.
Те же слова, которые она сказала своему ребенку. Но он ошибался. Ничего больше не будет хорошо.
— Верните ее мне!
Складки вокруг его рта стали глубже.
— Оставайтесь здесь, — тихо сказал Норт. — Вам же будет легче.
Он открыл дверь пожарной каланчи и с плачущим младенцем на руках исчез.
— Нет! — Тесс побежала к двери, споткнулась и упала на колени. — Нет!
А потом из самой глубины ее души вырвался отчаянный вой.
Сколько будет жить, Иен никогда не забудет этот жуткий звук. Он зажал ладонями голову малышки, чтобы она не услышала, как разбивается сердце Тесс Хартсонг.
Он держал ребенка на руках, когда лгал Деннингсам.
— Рен вела себя беспокойно, и Тесс взяла ее на прогулку.
По своей природе Деннинги не были подозрительными и приняли его объяснение за чистую монету.
— Где она? — спросил Джефф. — Нам нужно ее поблагодарить.
— Тесс держится в стороне. Она привязалась к Рен, и так ей будет легче.
Дайана прижала руку к груди.
— Конечно. Мы понимаем. И мы никогда не сможем достаточно отблагодарить вас за то, что вы сделали.
Как же они оба нервничали. Дайана продолжала облизывать губы. Джефф крутил головой, словно ему жал воротник рубашки.
— Нам нужно было многое сделать, чтобы подготовиться к появлению ребенка, — пояснил он. — Уже не припомню, чтобы Саймон столько требовал хлопот.
— Тогда мы были моложе. — Дайана прикусила нижнюю губу. — Я молилась, чтобы стать бабушкой, но, признаюсь, никогда не представляла себе это именно так.
— Забавно, как жизнь может измениться с одного телефонного звонка, — сказал Джефф. — То вы мирно живете на пенсии, и вам ничего не осталось, кроме как планировать свой предстоящий круиз. А на следующий день вам звонит известный художник и сообщает, что вы стали бабушкой и дедушкой.
Дайана теребила свой серебряный кулон.
— Мы готовы пойти на любые жертвы, чтобы Рен знала, что воспитывается любящими ее бабушкой и дедушкой.
Они были хорошими людьми, но Рен не знала их так, как знала Тесс или даже его самого. Именно он записал расписание Рен этим утром — как часто она ела, сколько смеси ей давать, где находились ее медицинские записи — все, что Тесс должна была записать, но не сделала. Иен удивлялся, как много он впитал, не осознавая этого. Но когда он попытался перепроверить свои записи с Тесс, она промолчала.
Деннинги переживали, можно ли везти недоношенного младенца в самолете, поэтому приехали из Нью-Джерси на машине. Иен продолжал держать малышку на руках, пока они с Джеффом коротко обсуждали юридические вопросы и обменивались контактной информацией для своих адвокатов. Тесс была права насчет того, как пахнет головка Рен.
Когда их обсуждение закончилось, Дайана и Джефф начали переносить вещи Рен в свой «Лексус». Джефф вернулся из последнего похода к машине и пристально посмотрел на ребенка.
— В этих глазках — озорство.
Иен достаточно хорошо знал Рен, чтобы подозревать, что это, скорее, газы.
Пришло время. Иен отнес Рен к машине и под ладонью почувствовал, как она выпустила длинный, удовлетворенный пук: насчет газов он был прав.
Глупышка выбрала этот момент, чтобы встретиться с ним взглядом, и Иен мог поклясться, что на ее лице было удовлетворенное выражение. Он не мог поверить, что когда-то думал, что она похожа на белку.
— У вас есть мой номер, — сказал он. — Звоните, если будут вопросы. Все что угодно. Хоть ночью, хоть днем.
— Обязательно.
Джефф открыл заднюю дверь седана. Иен наклонился, чтобы устроить Рен на сиденье. Краем глаза заметив красную вспышку, он отвлекся.
Из леса выскочила Тэсс.
Ее лицо покраснело, но она не выглядела безумной или сумасшедшей, как в пожарной каланче. У нее был вменяемый и очень решительный вид.
— Погодите! — Она двинулась вперед, волосы развевались темными, вьющимися завитками, нос красный, твердый как кремень взгляд. — Нам нужно поговорить.