Это не было неожиданным для Андрея — он и тогда был убежден, что кожи испорчены умышленно. Но мерзкое дело, причинившее ему столько тяжелых переживаний, снова так явственно встало в его памяти, что он с трудом удержался от гневного восклицания.

Чебутыркин заметил это и, еще ниже опустив голову, произнес:

— Теперь судите меня, как хотите… Что заслужил.

Но Андрей уже овладел собой.

«Сам признался. Значит, это уже не тот Чебутыркин».

— Всю правду сказал, Захарыч?

— Как перед смертью.

— Если так, хорошо. Скажу и я вам правду. Что кожи испорчены с умыслом, это я сразу понял. Только я думал хуже. Про вас, Прокопий Захарович, хуже думал.

— Подозрение на меня имели, — тихо произнес Чебутыркин, — это заметил я. Поначалу и обидно было мне, а теперь понимаю: что навредил, что покрыл — одна заслуга.

Несколько минут оба молчали.

Затем Андрей спросил:

— Скажите мне, если можете, что заставило вас признаться?

— Поджог. Понял я, Андрей Николаевич… — Чебутыркин поднял голову и посмотрел Андрею в глаза, — понял, что волки это. Вот и у меня братан такой же волк был. И подумал я, нельзя мне промеж волков и людей мотаться. К одному берегу надо. Почтут за волка, значит это заслужил. Человеком посчитают — оправдывать доверие буду… Вот, Андрей Николаевич. Все я вам сказал. И подтвердить это могу в любом месте.

Новенький катер, поблескивая свежеокрашенной голубой надстройкой, стоял у причала, покачиваясь на легкой волне.

Белая полоска ватерлинии, отделяющая серовато-голубую поверхность борта от выкрашенной суриком подводной части корпуса, то показывалась на поверхности, то погружалась под воду. Алый вымпел трепетал на верхушке невысокой мачты.

Из рубки выглянула вымазанная и довольная физиономия Феди.

— Андрей Николаевич, заводить?

Андрей, одетый в комбинезон защитного цвета и высокие болотные сапоги, стоял на берегу, разговаривая с Луговым и Ольгой.

Он утвердительно махнул рукой Феде.

— Заводите!

— На сколько дней едете? — спросил Александр Тихонович.

— Думаю, за два дня управимся. Федор Иванович старый охотник, все эти острова исходил вдоль и поперек.

Послышался рокот мотора. Андрей оглянулся, на секунду задержал взгляд на клубочках сизоватого дыма, ритмично выскакивающих из выхлопной трубы, и продолжал:

— Так что, Оля, поторапливайтесь. К моему возвращению заготовительные бригады должны быть готовы. Гороно выделяет нам старшеклассников из двух школ. Побывайте в горкоме. Котлов обещал помочь.

— Ты тоже помоги ей, — сказал он главному инженеру. — Начальники цехов, конечно, будут противиться, но на это не обращайте внимания. Как можно больше людей направить на заготовки.

— Понятно, — кивнул Луговой.

— Завели, — крикнул Федька, снова выглянув из рубки.

— Ну, пора двигаться.

— Счастливого плавания.

Ольга, улыбаясь, пожала Андрею руку.

Он почти непроизвольно задержал ее руку в своей.

— Вы, конечно, не знаете, о чем я думаю, — неожиданно для себя и очень тихо произнес Андрей.

Ольга промолчала, продолжая смотреть на него.

— Почему я — не «кто-нибудь»?

Чуть заметная краска проступила иа щеках Ольги. На мгновение она опустила взор, но тут же снова смело и в то же время ласково взглянула прямо в глаза Андрею.

— «Кто-нибудь» еще впереди, — прошептала она.

Андрей резко повернулся, в несколько прыжков спустился по береговому откосу и быстро взбежал по трапу на катер. Тотчас на палубе появился Федька. Расставив широко ноги и надуваясь от натуги, он выбрал якорь и длинным шестом оттолкнул нос катера от берега.

Ольга увидела в раскрытую дверь машинного отделения, как Андрей, оживленно жестикулируя, кричал что-то мотористу. Тот, видимо, не мог разобрать его слов, и Андрей, перегибаясь через корпус мотора, пытался что-то объяснить ему. Спутанные длинные волосы Андрея, отливавшие на солнце золотом, свешивались ему на глаза, отчего у него был очень забавный вид.

«Какой он смешной сейчас!» — ласково подумала Ольга.

На губах ее застыла чуть заметная улыбка, но глаза, большие, всегда широко раскрытые темные глаза задумчиво глядели вслед голубому катеру с алым флажком, стремительно пересекавшему широкую протоку, искрившуюся от заливающих ее солнечных лучей.

— Вот это, кажется, то, что нам надо! — воскликнул Андрей, когда катер из узкой извилистой проточки вышел в широкую, далеко протянувшуюся курью.

По обоим ее берегам сплошной стеной рос высокий тальник. Гладкие, почти лишенные сучьев, зеленовато-серые стволы на высоте десяти — двенадцати метров увенчивались шапкой молодой светло-зеленой листвы.