И, взвалив на себя поклажу, они поплелись по шоссе вместе с толпой таких же растерянных пассажиров. Ночевали в деревнях у незнакомых людей. Наконец на четвёртый день показались родные места: посёлок Оболь, с небольшим кирпичным вокзалом и высокой круглой, тоже кирпичной башней водокачки, а дальше над рекой, за мостом, на пригорке — бабушкина деревня Зуя.

Так оборвалось их счастливое лето. Кроме бабушки Евфросиньи Ивановны в избушке жил старший брат тёти Иры — дядя Ваня с маленькой дочкой, которые тоже застряли в деревне. Дня через два они надумали было отправиться пешком в Ленинград, но увидели своих, деревенских, что вышли раньше и теперь уныло возвращавшихся.

— Нет пути, фашист все дороги перерезал.

«Ничего, скоро Красная армия их погонит назад!» — успокаивала себя Зина. Но прошло ещё несколько дней, и в деревне появились первые фашисты. К ним в избу зашёл солдат. Громко стуча запылёнными подкованными сапогами, небритый, взглянув на испуганных детей, он прямо от дверей направился к кухонным полкам. Увидел глиняную миску с варёными яйцами, выгреб их и отправил в свою зелёную матерчатую сумку. Туда же он сунул хлеб, утром испечённый бабушкой, а потом так же молча вышел на улицу и пустился догонять своих.

Фашистский гарнизон обосновался в Оболи. Офицеры и солдаты заняли лучшие дома, выгнав из них жителей, а новые порядки в деревнях стали наводить их прихвостни полицаи — свои, деревенские парни, прятавшиеся от мобилизации в Красную армию. Для устрашения населения на площади у вокзала повесили сразу нескольких уважаемых людей.

Полицаи ходили по домам и переписывали взрослых жителей. Зину тоже внесли в этот список. А дядя Ваня выставил им свои изуродованные ладони и, помрачнев, сказал:

— У меня и лёгкие больные…

— Всем прийти в комендатуру! — объявили полицаи. — Кто не будет работать здесь, отправится в Германию. Там из вас людей сделают! — грозили они.

— Надо было сказать, что тебе только двенадцать! — переживая за племянницу, воскликнула тётя Ира, едва полицаи ушли.

— Ни за что не буду на фашистов работать! — Зина даже зарыдала. Она и представить не могла, что скажет потом подругам, учителям, когда врагов прогонят и она вернётся в Ленинград.

— Я тоже не стану на них работать, — поддержала её тётя Ира. — Ещё этого не хватало! Эх, была бы у меня винтовка, да чтобы без детей…

— С врагами можно сражаться по-разному… — загадочно произнёс дядя Ваня.

И только бабушка молчала. Она по-прежнему поднималась раньше всех, доила корову, ласково разговаривая с ней и упрашивая не махать хвостом. Потом, процедив через марлю из подойника в крынки парное молоко, варила картошку, пекла хлеб и трудилась по хозяйству.

Почти каждый день фашистские солдаты с автоматами гнали по деревне пленных красноармейцев — измождённых, раненых, с посеревшими от пыли бинтами на головах и руках. Как-то раз один из красноармейцев приостановился и попросил у Зины воды. Пока она наполняла кружку, раздался выстрел. Девочка, вздрогнув, подняла голову: фашист уже догонял остальных, а убитый им красноармеец лежал у плетня.

За деревней было большое колхозное поле, засаженное картошкой. Фашисты объявили, что весь урожай с поля увезут в Германию. Трогать картошку запретили. И всё-таки деревенские в сумерках подкапывали её, выбирая клубни покрупнее. Бабушкины запасы подходили к концу — едоков-то в доме стало много, — и тётя Ира с мальчишками несколько раз ходили за картошкой. То же делала и Зина. Однажды, возвращаясь с поля, она услышала из кустов мужской голос:

— Девочка, а девочка!

Зина, вскрикнув от неожиданности, остановилась.

— Мы свои, не бойся! Скажи, где через вашу реку можно незаметно перебраться? — На голове человека была пилотка с красной звёздочкой. — Нас тут много, выходим из окружения, с нами раненые… Родители у тебя кто — колхозники?

— Я из Ленинграда. Мы к бабушке приехали и застряли… — Зина успокоилась, увидев красноармейца.

— Так и я оттуда же! — обрадовался красноармеец. — Мои родители живут у Нарвских ворот.

— По мосту вам нельзя, его охраняют. Броды есть, только сейчас, после дождей, вода поднялась, но я найду место.

— Найди, и в девять вечера, как стемнеет, здесь встретимся. Договорились?

Отнеся собранную картошку домой, Зина задами пошла к реке и скоро поняла: зря она пообещала красноармейцам найти брод. Вода стояла так высоко, что перебраться на другой берег можно было лишь вплавь.

Она прошла вдоль берега с полкилометра и вдруг наткнулась на большую гору сложенных брёвен. Это были распиленные стволы берёз и сосен. Немцы в скором времени собирались их увезти в Оболь. Зина попробовала приподнять одно бревно, но не смогла его даже с места сдвинуть.