Возле окна стояли два мягких кресла. Они были глубокими и очень мягкими. Из правого, удобно было наблюдать в окно, за оживленным движение на улице. Обивка уже была потёртая, ярко бордовая, но их это не портило, а придавала некий винтажный шарм.

Рядом стояла целая двухуровневая этажерка с семейством кактусов. Они, правда, были не мои, а Мары. Она когда обосновалась в «АртМузе», всё искала им подходящий климат и освещение, и так совпало, что такой климат был в моём кабинете. Я не возражала. Они мне совершенно не мешали, а у Мары всегда был ключ, от моего кабинета, потому что она никого не допускала, к своим любимцам, и сама за ними ухаживала.

На потолке висела вычурная люстра, с тёмными пятью рожками. Пользовалась я, ей редко, предпочитая свет от настольной лампы, она скорее просто дополняла стиль. На столе, помимо разной документации, стояло фото Миланы, а до недавнего времени и фото, где мы с Виком вместе. Теперь оно покоиться в одном из ящиков стола. И здесь же стояла подставка из камня для благовоний. В воздухе ещё витали теплые запахи кокоса.

И в этот тесный мирок, как и мою устоявшуюся жизнь, врывается он. И всё трещит по швам.

Руслан останавливается напротив меня, и вытягивает из моих рук, бесполезные карандаши, тем самым заставляя, сконцентрироваться на нём. Тёплая, шершавая ладонь на мгновение сжимает мои пальцы, а потом перемещается на мой подбородок, потому что я упрямо не поднимаю глаз.

— Чего ты хочешь Вика? — повторяет свой вопрос, вглядываясь в моё лицо. — Какие твои условия?

— Условия? — не могу понять, куда он клонит, меня сбивает его тёмный взгляд, и тепло пальцев, и родной аромат его тела. Я мечу взглядом, то проваливаясь в эти гипнотические глаза, то на его губы залипаю, то на трепещущую жилку на сильной шее. Ведь только что соображала нормально, и даже могла дать отпор, но стоит ему прикоснуться, вот так властно, но осторожно, и посмотреть так пронзительно. И голос его приятно царапал мой слух, улавливая хрипящие ноты. И я готова провалиться в эту бездну, что темнеет в его взгляде, не могу просто устоять. Он прав, меня никогда не смущало особо кто он. Я беззастенчиво следовала за ним. И только порицание, и непонимание близких меня тормозит.

И нет у меня никаких условий.

Какими они могут быть?

Предложить, такому как Руслан встречаться тайно? Тайно родить от него ребёнка? Тайно жить вместе?

Но если я с ним, то я без Миланы. И сердце моё больно сжимается от мысли, что я могу потерять дочь.

— Нет никаких условий, — сиплю я. — Мы просто расстанемся.

Пальцы на моём подбородке дрогнули.

— Ты же этого не хочешь? — Руслан тоже говорит тихо, и проникновенно, ловит мой взгляд, пытаясь нащупать там истину.

— Не хочу, — киваю, — но я не могу потерять дочь, Руслан, а она не примет тебя…

— Так дело в ней? — он приподнимает бровь.

— Это только начало, — я опускаю глаза, пытаясь высвободить подбородок, но он не даёт отвернуться.

— Вот как, — его голос наливается металлом, становиться жёстким, как и пальцы, сжимающие меня, — а обо мне ты подумала? Как же я, царица?

— Ты?

— Я. Мне что сделать? Сдохнуть без тебя?

Я недоверчиво смотрю, на него, и честно не верю, тому, что я слышу.

— Ты сейчас серьёзно? — для пущей уверенности спрашиваю я.

— А ты считаешь, что, такой как я, не может любить?

— Любить? — я как идиотка повторяю за ним.

— Любить, — раздраженно повторяет Руслан. — И что мне делать, если ты меня прогонишь?

— Но я думала, что для тебя это просто игра, не серьёзно…

Он вдруг отпускает меня, и грустно усмехается. Закрывает глаза и устало трёт их пальцами, глубоко вздыхает, и только потом снова смотрит на меня.

— И много ты таких дураков встречала, царица, которые таскаются, словно хвост за бабой, пытаясь ей угодить, лишь для того чтобы увидеть её улыбку, услышать от неё ласковое слово, почувствовать взаимную приязнь? Не много ли условий в этой игре?

— Но ты никогда не говорил… — растерялась я окончательно.

— А тебе говорить надо? Неужели не видно, что я словно чумной без тебя. Неужели ты настолько слепа, что не видишь этого сама? Или это месть?

— Месть?

— Месть, месть. За прошлое, за наше нехорошее знакомство, за всё то, что было полгода назад, — Руслан выплёвывал эти слова, и я вдруг поняла, что он сожалеет. Я никогда ещё не задумывалась о том, что он может раскаиваться, по поводу нашего знакомства. Чувствовать муки совести, за то, как он поступил со мной.

— Так ты сожалеешь об этом? — высказала я вслух свою догадку.

Он досадно закусил губу, и было видно, что раскаянье даётся ему с трудом. Но он прекрасно понимал, что мне нужна, правда.

— За грубость, за левые слова, за то, что отпустил, — выдавил он, — но не за то, что присвоил тебя. За это я никогда не буду раскаиваться. Ты моя, Вика, — его голос в конце просел, снова приятно царапнув мой слух.

Его признание, это просто то, что удерживало меня сейчас. Если бы не оно, я бы перешагнула эту черту. Перешагнула бы все свои чувства к нему, загнала бы их в глубь, и жила бы ущербной и не способной любить больше не одного мужчину.