— Пойдём домой, — он потянул меня, уводя от Руслана, и я как в замедленной съёмке наблюдала смену кадров, и повлиять на это, почему-то не хватало сил.

— Тебе надо прилечь, — продолжал Вик, и я шла, а он оставался позади.

Стоял и смотрел, и не предпринимал ни одной попытки остановить всё это.

— Я люблю его, — прохрипела я, попробовав остановиться.

— Что? — не понял Вик, уже практически доведя меня до Миланы, которая замерла у подъезда, обеспокоенно взирая на нас.

— Я люблю его, — собравшись с силами, вытолкнула из себя эти слова громче и чётче.

— Слышишь? — спросила и выдернула из его рук, свою, наконец, остановилась.

Милана тут же замерла, исподлобья, обвиняюще глядя на меня.

— А нас? Нас ты любишь? — насупился Вик.

— Простите меня, но я не могу иначе, — сдавленно говорила я, и отступала назад.

— Мам, — жалобно всхлипнула Милана.

Я остановилась.

— Милана, детка, прости меня, — проговорила я.

И сделала шаг навстречу ей, желая обнять, но дочь отступила, и я замерла.

— Надеюсь, ты поймёшь меня когда-нибудь…

Она затрясла головой, и закрыла уши, спрятавшись у Вика за плечом.

— Вика что ты творишь? — растерянно спросил Вик, обнимая дочь. — Он же гопник, урка, бандит.

Я обернулась к Руслану, который всё это время так и стоял возле машины, спокойно снося все произносимые сейчас Виком эпитеты, которыми тот его награждал.

— Он сильный, красивый, целеустремлённый, — проговорила я, — с ним я чувствую себя настоящей женщиной.

— А со мной? — горько усмехнулся Вик, уже зная ответ.

— Прости, — покачала я головой, — и ты Милана тоже прости меня. Я не должна была тебя обманывать.

Но дочь только выглянула из-за отца. По глазам я видела, что ей хочется что-то сказать, но она не решается.

Я допятилась ровно до того места, где стоял Руслан, и посмотрела на него, в немом вопросе.

— Садись, поехали, — кивнул он, на все мои невысказанные просьбы.

18

Руслана разбудил утренний свет. Луч солнца пробрался сквозь занавески и подло светил ему прямо в глаза. Хочешь, не хочешь, а из сна вынырнешь, хотя бы чтобы, прищурившись разглядеть и понять, что уже утро, и включившийся мозг, начнёт тебе выдавать список предстоящих дел.

Руслан повернулся на бок, откидывая одеяло, и только сейчас понял что он один.

Он моментально разлепил глаза и сел в пустой постели. Царицы не было рядом, только примятая подушка, тонкий сладкий аромат, и фантомные ощущения тёплой кожи на кончиках пальцев.

Они вчера так и не поговорили.

Вика что-то пыталась начать, лепетала, но Руслан останавливал её каждый раз, когда она с покаянным взглядом пыталась найти подходящие слова. Он не хотел ничего слышать. Вчера, ему хватило информации с лихвой, и начинать новый тяжёлый разговор было выше его терпения и сил. Потому что он бы не сдержался. С его языка так и рвались одни непечатные слова и междометия.

Всё-таки царица была коварной представительницей своего рода, типичной стервой. Как бы ни осветлял он её образ. Как бы ни придавал ей лучшие качества. Она переигрывала его. Сперва он смирился с непреодолимым влечением к ней, с её властью. Смирился, что беременна не от него. Что по легкомыслию легла, после него, под своего мужа. Свыкся с этой мыслью, поняв, что в конечном итоге ему всё равно, лишь бы теперь была с ним. А в итоге она его опять переиграла. Оказалась верной, и ребёнок это его. Вот только говорить ему об этом не собиралась. Вроде как облегчение, но чувства гадского подвоха, обмана, не оставляли Руслана. И он молчал. Ему нужно было свыкнуться с новой реальностью, понять, как действовать дальше, и для этого ему нужна была тишина и одиночество.

Как только они добрались до дома, Руслан отправил Вику наверх, рыкнув, чтобы ложилась спать, и его не ждала, и она, понурившись, чётко осознавая свою вину, побрела наверх. И нет, этим своим поведением она не вызывала в нём жалость, ему наоборот хотелось встряхнуть её и потребовать ответа.

Какого хрена молчала? Если бы не Витёк, так ему и не сказала бы? И вообще, что это за хрень такая? Смотрит в глаза, словно преданная лань, а сама за пазухой камень держит?

Он был готов, плюнут, и свалить. Там у её подъезда. Потому что больше всего в жизни Руслан ненавидел предательство. Он его объелся в своей жизни. Настолько что не посмотрел бы, что без царицы не жить ему. Жгло в груди ядом, от обмана. Расползалась сраная горечь по венам. Разочарование глушило, настолько, словно он был в вакууме.

Витёк мог сколько угодно бить его, он всё равно бы не почувствовал боли. Вся она пришлась на неё. На эту голубоглазую стерву, что забралась под его броню, нашла мягкое место и впилась в подлом укусе, так что не вырвешь её уже оттуда. Только пуля в лоб. И то не факт.

Вика смотрела растеряно и виновато, пыталась оправдаться, что-то донести до него. Но до Руслана не доходили её слова, и он почувствовал облегчение, когда Витёк стал оттаскивать её от него, потому что ещё мгновение, и он бы придушил эту сучку.