«Как твои волосы?» Я спросила свою племянницу.

«Синий. Мне это нравится».

Она произнесла это со смесью почтения и волнения, что заставило меня улыбнуться. Я перестала беспокоиться о том, не перегибаю ли я палку и не превращаю ли Уэйли в титулованную соплячку, и решила просто смириться с этим.

«Насколько голубой? Нравится Смурфетта блю?».

«Кто такая Смурфетта?» — спросила Уэйли.

«Кто такая Смурфетта?» Стася усмехнулась. Я услышала, как она роется в карманах, а затем из телефона донеслись характерные звуки песни Smurf. «Это Смурфетта».

«Хотела бы я, чтобы у меня были такие же длинные волосы, как у нее», — задумчиво произнесла Уэйли.

«Ты довольно коротко подстриглась прежде чем прийти сюда. Но они отрастут», уверенно сказала ей Стася.

Уэйли на мгновение замолчала, и я вытянула шею, чтобы мельком увидеть ее в зеркале. «Я не стригла его», — сказала она, встретившись со мной взглядом.

«Что это, милая?» — спросила Стася.

«Я его не обрезала», — снова сказала Уэйли «Это сделала моя мама. В качестве наказания. Не могла наказать меня, потому что ее никогда не было рядом. Поэтому она отрезала мне волосы».

«Эта гребаная су…ай!»

Я пнула Стеф, а затем развернула свой стул.

Уэйли пожала плечами, глядя на внезапно притихших взрослых вокруг нее. «В этом не было ничего особенного».

Это то, что она сказала себе. Я вспомнила аккуратные коробки с аксессуарами для волос в ее старой спальне. Тина отняла у нее что-то, чем она гордилась.

Стеф и Стася посмотрели на меня, и я искала правильные слова, чтобы все уладить.

Но кто-то опередил меня.

Нокс со звоном уронил бритву на металлический поднос и подошел к креслу Уэйли. «Ты понимаешь, что это был идиотский поступок, верно?».

«Нокс, язык», прошипела я.

Он проигнорировал меня. «То, что сделала твоя мама, родилось из-за несчастья и подлости внутри нее. К тебе это не имеет никакого отношения. Ты не была причиной этого и не заслуживала этого. Она просто вела себя как дура, да?».

Глаза Уэйли сузились, как будто она ждала кульминации. «Да?» неуверенно спросила она.

Он быстро кивнул. «Хорошо. Я не знаю, почему твоя мама делает то, что она делает. На самом деле я не хочу этого знать. Что-то сломалось внутри нее, и это заставляет ее относиться к другим как к дерьму. Поняла?».

Уэйли снова кивнула.

«Твоя тетя Наоми не такая. Она не сломлена. Вероятно, она все еще будет время от времени облажаться, но это потому, что она человек, а не сломленная. Вот почему, когда ты облажаешься — а ты это сделаешь, потому что ты тоже человек, — должны быть последствия. Это не будет означать, что ты подстриглась или не приготовила ужин. Это будет скучное дерьмо вроде работы по дому, заземления и отсутствия телевизора. Поняла?».

«Я поняла», тихо сказала она.

«С этого момента, если кто-нибудь скажет, что у него есть право решать, что делать с твоим телом, детка, ты надерешь им задницу, а потом найдешь меня», — сказал ей Нокс.

Что ж, черт возьми. Горячность этого мужчины только что переросла в таяние нижнего белья.

«И меня», согласился Стеф.

Джеремайя спокойно посмотрел на нее. «Меня тоже».

Губы Уэйли дрогнули, и ей было трудно скрыть улыбку. Я, с другой стороны, внезапно почувствовала легкую влажность в области глаз и нижнего белья.

«Потом, когда они закончат надирать задницы, ты найдешь меня», — сказала Стася.

«И меня. Но предпочтительно сначала я, прежде чем кто-нибудь попадет в тюрьму», — добавила я.

«Любительница вечеринок», — поддразнил Джеремайя.

«Ты поняла, Уэй?» — настаивал Нокс.

На ее губах заиграла едва заметная улыбка. «Да. Я поняла», сказала она.

«В таком случае, давай вернемся к тому, чтобы сделать тебе лучшую стрижку в мире», — сказала Стася с еще большим воодушевлением.

Мой телефон зажужжал у меня на коленях, и я взглянула на экран.

Стеф: Я же говорила тебе, что твоя сестра была гигантской тратой ДНК.

Я вздохнула и бросила на него свирепый взгляд, затем напечатала.

Я: Я первая в очереди на то, чтобы ударить ее по лицу, когда она появится.

Стеф: Хорошая девочка. Кроме того, я добавил воск для бикини к твоему маникюру-педикюру.

Я: Подлый! Почему?

Стеф: Ворчливый парень с татуировками заслуживает того, чтобы потрахаться после этой речи. Кроме того, Джер — это пятьдесят оттенков великолепия.

«Согласен по обоим пунктам», — сказал Джеремайя с того места, где он читал через мое плечо.

Стеф рассмеялся, а я покраснела на шесть оттенков алого.