Шрифт:
«Да, зажрались люди, заплыли жиром. Режиссеры для фильма о концлагере исхудалых людей не найдут», — подумал Бакаша и свернул к рынку.
Утром следующего дня, хотя и было воскресенье, Бакаша пошел в гараж.
Картина там была прежняя — самосвалы в привычном беспорядке как попало стояли у стен… «И не заметили, верно, что все три ямы расчищены».
В прохладной будке дверь была настежь, сладко спал на очень удобной тахте, остроумно придуманной и сложенной из мягких сидений списанных машин, сторож. «Соображают ведь, когда хотят, — хватает ума и уменья сделать полезное». Но особенно поразило Бакашу другое: мальчишки уже играли в войну — трещали автоматы, грохотали орудия, завывали снаряды, крики «ура!» сотрясали воздух, а сторожу хоть бы что, посапывал себе преспокойно.
А ведь был на посту. Да, воцарился мир, и если уж кто погрузился в сон, того не добудишься.
Мальчуган, игравший немца, плакал, не хотел, видимо, быть фашистом, но его, самого маленького, принудили, сказали, наверное, хочешь играть, будешь немцем, а нет — катись домой! «Не хочет малыш быть немцем, а что он знает, интересно, о фашистах. Даже отца его, надо думать, миновала война. Дедушка — да, из того поколения, конечно… У него самого — внук, сверстник вот этого сорванца…» Но Бакаша ошибся, мальчуган плакал из-за чего-то другого, так как едва из подвала мастерской донесся шум, он утер слезы и крикнул:
Мальчишки в подвале играли в гестапо. Зверски замучен наш сторож Потапов!Бакаша невольно заглянул в распахнутую дверь караулки. Сторож и не думал просыпаться А из подвала и вправду доносился шум. Бакаша метнулся, но не успел достичь входа, как на крыше мастерской два «партизана» выкатили самодельный пулемет и навели его на Бакашу. «Огонь!» — раздалась команда и потонула в оглушительных взрывах — из-за ограды гаража летели и лопались перегоревшие лампы. Как «взрываются» лампочки, вы, надеюсь, знаете и представляете.
«Мальчик в овраге нашел пулемет, Больше в деревне никто не живет», —кричали «пулеметчики».
Бакаша рванулся к бочке из-под масла, стремительно вскочил на нее, а оттуда разом махнул на крышу мастерской. Маневр его оказался для ребят столь непредвиденным и невероятным, что они побросали оружие и кинулись наутек. Бакаша схватил пулемет — разнести на куски, но откуда-то донеслись голоса:
— Не ломайте, дядя Бакаш!
— Не уносите, дядя Бакаш!..
— Мы с трудом его сделали!
«Что со мной?! Что со мной творится! Не соображаю, что делаю!»
— Сами говорили — двора у вас нет, играйте тут, когда машины уйдут!
— Пожалуйста, дядя Бакаш… Не ломайте, дядя Бакаш…
— Что мы такого сделали…
— Простите.
«Беспризорные они, что ли?.. Не смотрят за ними, не учат их ничему?!»
— Верните, дядя Бакаш… — и самый маленький снова заплакал.
— Простите, больше не будем…
— Посмотрите, что вы тут натворили! И без вас черт ногу сломит, такой беспорядок…
— Мы уберем, уберем!
— Знаю вашу уборку!..
Бакаша заглянул к сторожу.
— Что случилось, — спросил его успевший проснуться сторож.
— Ничего… Отдыхай, отдыхай. Пошел я… — и медленно направился к воротам.
Всю ночь проворочался без сна. «Забыли они что-то… Что-то главное. И эти шоферы, и мальчишки… Хотя, при чем тут дети! Со взрослыми что произошло? А какая, собственно, разница между шоферами и этими мальчишками?! По-моему, никакой…»
С трудом уснул под самое утро.
Жена вошла в комнату в тот момент, когда он прикреплял к парадному кителю — где-то у живота — сорок шестую награду.
Не давая ей изумиться, полковник в отставке предупредил:
— Не начинай теперь… Сама знаешь, без нужды не достаю их, — и Бакаша нежно, трогательно приложил ладони к орденам и медалям. Их тяжесть огрузнила китель, и воротник давил на тощий затылок исхудавшего за последнее время полковника.
По улице он шел с таким видом, что прохожие невольно останавливались. Правда, люди глазели бы, даже если б он старался пройти незаметно, — а как не дивиться человеку, который в будний день, с утра пораньше украсил грудь боевыми наградами!
Бакаша не спешил. Впервые за все время работы опаздывал, но не торопился. Знал, с какой целью опаздывает.
— Здравствуйте, дядя Бакаша! — первыми заметили его мальчишки-партизаны.
Бакаша ответил улыбкой. Ребята увязались за ним, подбежали другие, окружили гурьбой — со всего квартала сошлись. Бакаша не ускорял шага.
А разъяренный Псхулухиа в десятый раз звонил в гараж — жаловались из цементного завода: опять нет с утра машин. И не выйдут машины в рейс, пока Бакаша не подпишет путевки…