Шрифт:
Тогда Мзекала нерешительно и осторожно, как по жердочке через ручей, прошла между уступленным ей местом и спинкой переднего сиденья. Прошла не так, как обычно проходят, а лицом к месту, что ждало ее, и спиной — к спинке передней скамьи. Проходя, она исподтишка косилась на Высокого Мужчину. Но увидеть что-либо было вряд ли возможно — уступив место, он, видимо, тут же забыл об этом и сейчас, засунув папку под мышку, ухватившись за поручень, пытался раскрыть свой журнал… Справившись с этим, он вновь стал читать.
Мзекала осторожно присела, положила обе руки на сиденье и тщательно ощупала его. Так же основательно проверила и спинку, поглядывая при этом все время на Высокого Мужчину. Потом повернулась, осмотрела пространство за спинкой своего сиденья и снова села. Но как села!.. Вначале она лишь настороженно коснулась сиденья, замерев на мгновение. Потом — медленно-медленно — опустилась полностью. Поерзала, примериваясь и устраиваясь… Потом окончательно, кажется, уверовав, что все в порядке, осмелела, потерлась о спинку сиденья, расслабленно откинулась на него и вдруг, счастливая, затянула чистым, высоким голосом:
— Как мне быть, что поделать мне, с ним, с этим маленьким мужем моим, и содержать меня он не может, но и воли мне не дает.
В ответ снова послышался смех, но на этот раз он был какой-то неуверенный, будто смущенный, и вскоре смолк… Автобус затих и во все глаза смотрел на Мзекалу и Высокого Мужчину.
Его бывшая соседка покосилась недовольно, но, видимо, и она стала чувствовать что-то и потому смолчала, лишь отодвинулась к стенке, как можно дальше от Мзекалы.
А та, кончив петь, улыбнулась тихо своим мыслям и печально-мечтательно сказала со вздохом:
— Ээх, к концу августа красивые женщины рожать будут…
Краснощекий с брюшком попытался, как и прежде, пошутить:
— Как она мечтает об этом, смотри-ка!..
Но, кроме старухи в черном, никто на этот раз не рассмеялся…
В сообществе автобуса, в самом духе его единства, который еще совсем недавно витал и царил здесь, появилась брешь… У каждого из нас в душе сидит по одному маленькому Прокрусту. И мы никак не можем простить другому, если он сделает вдруг то, что мы сами не смогли.
(И дело даже не в том, смогли или не смогли… Неужто не могли бы мы уступить место, я, поборник величия нации, или я, мечтающий о контакте с Мировым Разумом, или я, профессиональный шутник, да и вообще все мы?.. Но мы умеем ладить друг с другом и знаем, как это делается… Мы настроили наши души на одну общую и всем нам нужную волну, и она нас несет, каждого в отдельности и всех вместе… Разве мы уж совсем бесчувственные, и нет в наших сердцах сочувствия и тепла?.. Но мы договорились, что смиримся с любой судьбой, а чтоб это было полегче — укроемся за грехами Гулико… Мы прекрасно понимаем, что когда этот дылда так поспешно вскочил и уступил место полоумной, он вовсе не хотел нас оскорбить, нет!.. Но получилось-то что, что вышло, позвольте вас спросить?.. И мы, хоть старательно молчим об этом, отлично понимаем двусмысленность нашего положения. Мы молчим, хотя знаем и чувствуем, что молчать нельзя, потому что вот-вот молчание наше заговорит само!)
Так — или примерно так — думал автобус… Молчание его росло и ширилось, оно делалось все громче, и это всех беспокоило.
Тишину снова нарушила Мзекала… Она подняла руку и постучала по локтю Высокого Мужчины, а когда он посмотрел на нее, сказала нежно:
— Благодарю вас.
— Не стоит благодарности, что вы! — ответил мужчина. — Это я прошу прощения, что не сразу заметил вас.
— Там, где я родилась и провела детство, такой поступок конечно же обычен, но здесь, на земле, нужна осторожность и осторожность. Мы должны быть очень внимательны, чтобы даже самый незначительный знак доброты не остался незамеченным… Скажите, вам нравится моя медаль?
Высокий Мужчина нагнулся, внимательно осмотрел медаль и улыбнулся… У него был большой рот, улыбка не шла ему, но он улыбнулся.
— Замечательная медаль… Простая и оригинальная.
Автобус замер… Все делали вид, что они ничего не видят и не слышат.
— Меня ею удостоили за пение. — Мзекала нежно провела рукой по медали. — Там, где я раньше жила, за такое пение, как мое, никого не награждают. Но здесь, на земле, все ценится почему-то очень дорого. Я иногда даже удивляюсь, почему мое пение так понравилось, что за него даже медаль дали, но дали вот!.. Право, это странно…
— Замечательная медаль, — еще раз сказал Высокий Мужчина.
— Самое важное, что она — единственная… Я обязательно должна рассказать о вашем благородстве матери и отцу. Обязательно!.. Говорят, что волк всегда побеждает ягненка, но я, например, не верю этому… А вы как считаете?
Высокий Мужчина отпустил поручень, достал платок и вытер свою лысую голову. Потом положил платок в карман и снова взялся за поручень.
— По правде говоря… Может быть, и победит.
Мзекала очень внимательно посмотрела на него.