Шрифт:
И щеночек полюбил человека. Любовь переполняла его сердце.
Вот и все.
Любовь — первейший целитель на свете.
Перевод Н. Джалиашвили.
НУГЗАР ШАТАИДЗЕ
ОСЕНЬ
В сентябре жара становится терпимей. А небо становится бездонным и лазурным. Река очищается и плавно перекатывает легкие волны горчичного цвета. В прозрачной воде хорошо видны скользкие плоские камни. В воздухе запах влажных листьев и рыбы. Прохладно в прибрежной роще. Под деревьями колышется высокий коричневый мох. Среди выжженной солнцем травы распрыгались большие кузнечики. Сойки и проказливые сороки переполошили всю окрестность. Наверху, у обрыва, и дальше, в золотистом жнивье, кричат жирные перепелки. Облик деревни тоже изменился — сады и виноградники стали красно-бурыми. Запах осени навис над проселочной дорогой. Орехи повсюду уже сбиты, и дорога усыпана желтыми листьями и потемневшей шелухой. Во дворах на плетенках сушатся нарезанные яблоки и персики. На балконных столбах висят нанизанные на нитки орехи для чурчхелы. А вдали виднеется красно-бурая полоса леса.
По дороге со скрипом тянется арба. На ней стоят полные янтарного винограда корзины. Над виноградом роятся пчелы и осы. На передке сидит сухой темноволосый, крепко сбитый крестьянин, держит в руке прут и легонько подхлестывает по грязным бокам огромных буйволов. На нем черная рубаха и брюки, заправленные в белоснежные шерстяные носки, на ногах вполне городские туфли, а на голове — старинная войлочная шапка. За арбой выступает крупная пышногрудая женщина. В одной руке у нее корзина с отборными гроздьями, а другой она держимся за копыл. По лицу ее струится пот — видно, устала она, да еще жара донимает, но женщина полна решимости донести корзину, не ставя ее на арбу. Зло поглядывая в спину мужа, она что-то сварливо бормочет себе под нос. Из-за скрипа арбы мужчина не слышит голоса жены, а может, и слышит, но виду не подает. Медленно, лениво бредут буйволы, тянут ярмо могучими тертыми шеями, отбиваясь от злющих мух грязными хвостами.
У кузницы стоят мужчины и смотрят в сторону арбы.
— Угости их, как ты умеешь, угости… — ворчит женщина.
— Идите-ка сюда, люди, угощайтесь виноградом! — весело зовет муж, останавливая буйволов.
— Ранехонько ты собрал, Георги! — удивляется какой-то старик и, сутулясь, подходит к арбе.
— Ничего не рано, а ну попробуй, какой он сладкий!
Люди отщипывают виноградину-другую и удивляются:
— Э-э! И впрямь хорош.
— Угощайтесь, угощайтесь… — с деланным радушием предлагает женщина.
Ее муж едва заметно улыбается и отворачивает лицо.
Мужчины берут по ягодке.
— Берите же, не стесняйтесь!
— Взять можно, так ведь не…
— Да бога ради! — женщине не удается скрыть фальшь в голосе, и лицо ее заливается краской.
Тщательно выбритый парень бойко раздает всем большие грозди, почти наполовину опустошая один годори. Женщина, не оглядываясь, уходит вперед, и по ее походке заметно, как она злится.
— Сахар, и только! — удивляется кто-то, вытирая о штаны липкие руки.
— А что, не время разве?
— Э, все-таки твой виноградник, Георги, на особом месте! Виноград раньше созревает.
— Погоняй, погоняй, темнеет уже! — кричит издали женщина.
Крестьянин погоняет буйволов, и арба трогается.
— Раздавай и дальше, как сейчас раздавал, и погляжу я, с чем ты домой приедешь.
Он не отвечает, похлестывает прутиком буйволов и, насупившись, глядит прямо перед собой.
У дороги стоит мальчонка со ртом, запачканным соком кожицы грецкого ореха, и поглядывает на арбу. Мужчина улыбается ему.
— Винограда не хочешь, малыш?
Мальчик стоит словно аршин проглотил, не говоря ни слова.
— Ты чей будешь, парень?
— Я сын Шалико… — отвечает он и, опустив голову, что-то вычерчивает ногой в пыли. Мужчина замечает розовый запыленный палец, выпирающий из рваной сандалии.
— Все еще не приехал отец? — Георги знает, что отец мальчика, уличенный в краже, сидит в тюрьме.
— Нет еще… — мальчишка взросло хмурится и сопит.
— Воо! — арба останавливается. Мужчина неспешно слезает с передка, запускает в корзину черную мозолистую руку и достает две пригоршни винограда.
— На, держи!
Мальчик подставляет подол рубашки и, уразумев, что виноград уже принадлежит ему, пускается сломя голову по откосу.
— Осторожней, сукин ты сын! — басом кричит мужчина, подбирает упавший виноград и бросает обратно в корзину.
Скрипит арба. Плетутся буйволы, пережевывая жвачку. Перед одним домом на валуне, сгорбившись, сидит старуха.
— Здравствуйте, тетушка! — окликает ее мужчина и снова слезает с телеги.
Буйволы терпеливо ждут хозяина, а он выбирает самые лучшие грозди и накладывает их старухе в передник.
— Угощайтесь, тетушка!
— Дай бог тебе счастья, сынок, — шамкает она, потом вдруг узнает мужчину и ударяет себя по колену иссохшей рукой.
— Уи, да это же ты, Георги! Дай бог добра твоему дому, ведь мой Ясона был тебе ровесником, сынок! Лучше бы господь меня прибрал вместо него…
Снова раздается скрип арбы. А вокруг столько красок. И хотя много других цветов — желтый, зеленый, серебряный и коричневый, но все же преобладает красно-бурый оттенок. А сверху нависает куполом лазурное небо. Лениво перебирают ногами буйволы. На арбе гордо сидит сухой темноволосый, крепко сбитый крестьянин. Он не обращает внимания на ворчащую жену — в сердце у него неизъяснимая радость. Осень…