Шрифт:
Поняла ли его терзания коллега, было непонятно по ее тихому ответу, а мужчина продолжил:
– Подхватились в больницу. Подозрение на аппендицит. В общем, с семи утра скакали. Я прошу прощения, опоздал, возил его туда-сюда…
Затормозил, выслушивая слова собеседницы:
– Так если бы!– загудел снова на все помещение.– Этот симулянт в школу не хотел! Контрольная у него, видите ли! Мать выпорет и будет права!
И вдруг замолчал, пристально поглядел куда-то на занимающихся и как гаркнул:
– Сейчас же слезли оттуда! Его снесет, вас пришибет!
На батут взабрались сразу трое. Один активно напрыгивал толчок, а двое удобно устроились на матах, прикрывающих крепежные дуги.
Так и вышло, что Василич одним диалогом стал своим. Его громкий веселый голос и добрые темные, как две маслины, глаза, внимательно наблюдающие за каждым, перебегающие из угла в угол зала, дети привычно чувствовали на себе уже многие годы. Шли они рука об руку с Еленой Денииловной: ПамАлена и ПапВасилич. Другим этот тандем уже и не представлялся.
– Как у Константина Васильевича дела?– спросила у хозяйки кабинета гостья.
– Мне не жаловался,– улыбнулась та.– Но ты же не о нем пришла говорить? Что случилось, Женча? Макарка что-то не то надумывает?
Последнее время у сына был спад результатов. Сказалось много разного: появление личной жизни, само собой, в числе первого. Часто разговаривала с ребенком, объясняла, увещевала, но слушать ее никто не слушал. Однако, сказать правду, о завершении карьеры Макар тоже не говорил. Все же он был известен, один из лидеров в стране. Член сборной. Так что совсем глупых мыслей в голове не было.
– Да нет, ничего такого,– помотала мать оболтуса головой,– кроме личной жизни его дурацкой – ничего серьезного.
– Ну, будем проживать,– приняла главный тренер.– Что с вами сделать? Когда-то это у всех происходит.
Вздохнули хором, а на выдохе Женя решилась:
– Даня объявился.
– Вовремя,– хмыкнула МамАлена.– Чего хочет наш герой?
– Понятия не имею,– нахмурилась Евгения.– Я его слушать не стала, телефон отправила в блокировку.
– Не вовремя объявился,– поцокала тренер языком,– сезон предолимпийский в разгаре, а у нас тут и любовь, и блудный папашка…
– Может, дойдет, отвалится сам?– понадеялась бывшая подопечная, глядя на Елену Данииловну.
– Не за тем он тебя нашел, чтобы отваливаться,– разочаровывающе покачала та головой.– Что-то ему надо. Жди, объявится. Будет караулить у дома или у работы. Ты, кстати, какие цветы особенно не любишь?– неожиданно спросила блондинка.
– Не знаю,– растерялась Федорова.– Мне все равно, у меня только на ирисы аллергия.
– Ну, вот с ними и притащится,– уверенно заявила бывшая наставница.– У мужиков что-то там альтернативное в голове. Они вечно путают то, что ты любишь, и то, что терпеть не можешь.
– Не радостный у вас опыт,– усмехнулась Женя.
– Зато поучительный,– ответила блондинка.– В какой-то момент перестаешь доносить, что нравится, а что нет. Больше шансов, что не попадут в отвратительное.
– Что же мне делать-то, если появится?– напомнила основную проблему, ради которой пришла в гости.
– Да я даже не знаю, Жень,– тренер подошла к одному из окон, за которыми опускался сумрак.– Напомним, что срок по алиментам не вышел, может, его это спугнет. А не спугнет, так хоть какая-то польза будет от твоего Даньки, кроме сына.
– Вы его никогда не любили,– напомнила больше самой себе чемпионка.
– Ну, ты еще начни, как тогда его выгораживать и твердить, что я неправа,– фыркнула в ответ тренер.– Он тебе карьеру загубил, Женьк! могла ведь стать двукратной! Мы бы еще съездили на вторые олимпийские!
Справедливости ради, Жене кажется, что со времен завершения верить в ее олимпийские перспективы, тренер стала намного больше. После игр и завоеванного “золота” у МамАлены гораздо сильнее интерес вызывало подрастающее поколение, чем выжатая олимпиадой и замученная переменившейся жизнью, разобранная и рассеянная чемпионка. Ставка, кстати, тогда не сыграла. На следующих играх у них было лишь серебро и бронза, может, тогда и появился внутри Елены Данииловны миф о двукратной Жене, если бы она осталась.
Остаться было никак невозможно. В олимпийский год Евгения была крайне занята – училась жить самостоятельно с ребенком на руках и как-то, наконец, найти себя в мире, где очень серьезно заблудилась. Ее пригласили комментировать финал олимпийского турнира по прыжкам на батуте. Все виды, что было особенно лестно, но голова, в целом, была занята внутренней разрухой и полетевшей под откос жизнью, которая совсем недавно казалась почти сказочной.
А после олимпийского турнира, когда команда вернулась домой, Женя пошла на поклон к МамАлене, с извинениями и просьбой помочь, как-то приткнуться в жизни, потому что иначе – конец! Елена Данииловна взяла девушку тренером, хотя обе понимали, что дело не ее, но чем еще могла помочь своей спортсменке? Когда у человека есть работа, строгий график и четкие обязательства, его труднее вышибить из равновесия. И проще в него вернутся. За это стоило благодарить. И новоиспеченная мать-одиночка была благодарна. Она отдала несколько лет обучению подрастающего поколения спортсменов, привела в этот вид своего сына. И больше не ощущала себя должной ему ровно ни в чем. А МамАлене была благодарна, хоть и не простила злых и порой просто неуместных высказываний, допущенных прежде, и по поводу ее первой любви, и по поводу будущего ребенка, и по поводу всей жизни. Самое мягкое из недоброго было: “Просрать карьеру и жизнь ради мужского члена”. Может, это и было правдой, но кому она такая нужна? Тем более в восемнадцать лет!