Девушка глянула на меня из-под бровей. Больше не улыбалась. Не было насмешки или хитрости во взгляде. Лишь внимательность и сосредоточенность.

– Украшение Ваше никому не показывайте, – сказала она, понизив голос, – а предложат купить – не за что не соглашайтесь.

Я с ужасом подняла на нее глаза. Меня больше беспокоили не ее советы и их смысл, а то, о чем девушка сказала. Она ведь не могла знать. Кулон сокрыт одеждой.

– Что?..

– Ох, Анна, неужто и взаправду забываете всё? – девушка с легкой укоризной покачала головой. – Впрочем, оно и не удивительно; зная… Кхм, – она не договорила. Опустила взгляд вычеркивая книги из журнала мистера Дебуа.

– Милая, – мужчина, с которым незнакомка общалась ранее, лениво показался из-за стеллажа, – время. Acta est fabula 6 . Мы задерживаемся.

– С книгами все в порядке. Я отметила, что они возвращены, – вновь обратилась ко мне девушка, тряхнув волосами. – Это Вам просил передать Григорий Павлович, когда придете, – изящным движением она, точно из воздуха, вытянула небольшой потертый конверт. – Знаете, порой самое очевидное находится на поверхности. Подумайте хорошенько над тем, о чем Вы уже забыли, – незнакомка вновь улыбнулась уголками губ. – Вы знаете, что должно делать. А теперь проходите по коридору прямо и налево.

Я неловко поблагодарила девушку, перенимая из ее рук конверт. Время смутно, дымно и тягуче. Пока я рассматривала запечатанное письмо, мужчина элегантным жестом пропустил даму вперед; вот что удивительно – я не запомнила его лица, не вспомню даже тембра голоса. Но явственно ощутила его чувства. Дикая энергия, внутренняя сила, почти физически ощутимая – я не видела мужского взгляда, но ощущала, с каким трепетом незнакомец смотрит на свою подругу. А время вокруг превратилось в податливую глину, в укачивающие волны, и только когда двое вышли из дверей библиотеки, это ощущение нереальности происходящего пропало. Вернулось прежнее течение жизни, прежнее ее ощущение… Я бросила взгляд на увлеченно переговаривающуюся пару и расслышала лишь "У нее сердце колотиться, как птица в клетке!", прежде чем дверь закрылась.

Мой тяжелый вздох откликнулся эхом. В солнечных лучах оседала на пол пыль. Книги безмолвно покоились на своих местах…

Прямо. Налево. Вы знаете, что должно делать. Когда мечтала об увлекательной жизни, я не имела ввиду сумбур. Горько усмехнулась, крутя письмо в руке – неужто бабушкины карты впервые в жизни дали мне верной предсказание? Хаос, неразбериха и полный беспорядок в мыслях. Причинно-следственные связи, которые силилась выстроить, разбивались с каждой минутой о новые случайности. На письме отцовским почерком было написано "Исраэлю" (я даже усмехнулась). Единственный человек с таким именем, которого знал отец (да и я), работал некогда в архиве в пригороде Москвы – лет десять назад состоялась последняя наша встреча.

Может, я просто схожу с ума? Прямо, налево… Впереди меня – винтовая лестница наверх, освещенная теплым охристым светом; а я все пыталась понять, как за столько многочисленных посещений библиотеки я не заметила этой лестницы. Даже не знала, что наверху есть еще этаж – никогда сюда не уходили посетители, никогда мистер Дебуа не упоминал дополнительной секции. Похоже, единственным способом узнать, в своем ли я уме, было проследовать наверх.

Ступени казались бесконечными, а подъем – все круче. Поначалу я будто бы шла в большой кирпичной трубе с одним небольшим окошком в середине пути, затем ступеньки стали немного сужаться, а на стенах появляться все больше арочных оконцев с причудливыми металлическими решетками. К моему удивлению, воздух не был спертым и влажным; дышалось легко, а с каждым последующим шагом – к еще большему изумлению, – только свободнее.

Когда же многочисленные ступени остались позади, и я пересекла высокие дубовые двери – моим глазам предстал невиданной красоты зал. Книжные полки во все стены, ровные стеллажи – корешок к корешку, цвет обложки к цвету, – запрятанные в укромных местах рабочие столы с мягкими стульями – все для того, что работать и читать в полном уединении. Тишина трепетная, проникающие сквозь плоть к самой душе. Лишь неспешный шелест страниц, воркотание мягкого карандаша о бумагу… Впервые за долгое время я прочувствовала такую тишину, такое умиротворение. Мир в последние годы был оглушительно шумным – рокотание войн, стоны революций, а затем безудержная какофония звуков возрождающегося из пекла мира. И от этого яркого звучания стало практически невозможно укрыться: ни дома, ни в уютных забегаловках, ни в закутках города; звучание мира все равно проникало и затягивало тебя в свой сумасшедший круговорот событий и эмоций, заставляло торопиться: торопиться жить, любить, чувствовать, совершать безумства и играть в красочном спектакле. А здесь… В этом месте время замерло. Не нужно спешить. Можно выдохнуть, собраться с мыслями.

Я и сама не заметила, как замерла в дверях, практически с придыханием смотря по сторонам. Книги, зеленые листья живых папоротников и монстер, окна-виражи, наполненные причудливыми существами и бесстрашными героями, льющийся через цветные стеклышки обволакивающий свет…

Деревянный пол словно поглощал звук моих шагов – я прошла дальше, не в силах сдержать себя от бесстыдного разглядывания интерьера; почему же никогда Дебуа не приглашал своих посетителей наверх? Внизу – серое затхлое помещение, где воздух полон книжной пыли, а вечерами возникало чувство, будто из углов за тобой без устали наблюдали.