К полудню отправили шлюпку в селение, видневшееся на берегу островка. Там сообщили, что джонка вечером прошла вблизи острова и направлялась в юго-западном направлении. По описанию это была та самая джонка.

С двумя поросятами шлюпка вернулась на бриг, и Вэйдун приказал ставить марсели[2].

Перед самым вечером на горизонте заметили тёмный парус.

– Никак наш, а? – спросил Вэйдун, и послал на марс[3] матроса. – Ну что?

– Джонка, похожая на ту, которую ищем! – донеслось сверху.

– В погоню! – крикнул Мишка.

– Погоди ты, – остановил его Вэйдун. – Думаешь Ли сразу попался? Он тоже заметил наш парус. Мы ж на европейском судне и ему не улыбается с нами встречаться. Он обязательно скроется на мелководье.

– Что же делать? Ведь уйдёт!

– Теперь ему трудно уйти. Мы должны скрыться. И это надо сделать не мешкая, пока солнце не село. Пусть успокоится на время. А ночью мы попытаемся приблизиться.

– Эх! Так хочется побыстрее встретиться! Руки чешутся!

– Потерпи малость. Скоро уж. Куда ему от нас уйти? Крышка ему, проклятому! Конец!

– Замолчи, ты, старая курица! – зло выругался Мишка и ушёл на корму, ожесточённо пиная ногами валявшиеся канаты.

С полчаса ещё виднелся парус, а затем исчез в наступающем закате, и тут же Вэйдун приказал менять галс. Бриг медленно развернулся и уже в ночной темноте потащился в сторону скрывшейся джонки.

После полуночи вдали замаячил огонёк. Он то исчезал, то появлялся, и Мишка не мог оторвать глаз от этого светлячка. До него было не более пяти миль, или чуть больше.

– Вот он, – заметил Вэйдун, не уходящий спать в эту тревожную ночь.

– А может не он? – с сомнением в голосе спросил Мишка.

– Как не он? Другие суда по ночам стараются не плавать. Здесь никто в дальние плавания не отправляется. Вся торговля местного значения.

– Господи! Помоги мне, грешному! Николай-угодник, помоги рабу твоему!

Мишка даже опустился на колени и воздал руки к небу. В груди колотилось и бухало от волнения и избытка чувств. Он даже не чувствовал злобы. Просто молил господа о ниспослании удачи. Он так долго ждал, что успел свыкнуться с мыслью, что поиски могут не увенчаться успехом. И теперь он боялся, что судьба отвернётся от него и позволит ненавистному Ли ускользнуть от него.

Он стал думать о Янхонг. Неужели завтра можно будет увидеть её, горемычную! Но не слишком ли он надеется на удачу? Как дожить до утра и не сгореть от дум и желания отомстить?

Мишка спустился в душную каюту, где лежал Хитоси. Он ещё не вставал, но опасность миновала, и он медленно, но упорно карабкался из цепких объятий смерти. Его лечили местными средствами, которые удавалось раздобыть в селениях. И теперь Мишка подумал, что если судьба будет к ним в этот раз благосклонна, то он достанет у капитана Ли его лекарство. Он знал, как Ли берёг здоровье и мумиё всегда имелось в его тайнике.

Они поговорили немного, и Хитоси сказал с сожалением:

– Как хотелось бы участвовать в завтрашнем сражении, Миш. Даже в груди колет от нетерпения. И как мне не повезло! Сколько можно валяться?

– Ничего не поделаешь, друг. Значит, так на роду написано. Вот отомстим и вернёмся на север. Обязательно отправлю тебя на родину. Только бы встретить японское судно.

– Спасибо, Миш. Только как я без тебя буду?

– На родине всё быстро забудется. Женишься и заживёшь счастливо. Мы тебе приданое приготовим. Заведёшь своё дело, ещё встретимся. Не узнаешь своих прежних друзей.

– Перестань дразнить. Знаешь, что этого никогда не будет.

– Кто знает. Жизнь иногда выкидывает такие штучки, что диву даёшься. Ладно, лежи, Хитоси, друг дорогой. Скоро рассвет и надо малость передохнуть перед боем.

Мишка вышел на мокрую от выпавшего тумана палубу. Воздух стал прохладным и влажным. Снасти сочились влагой, дышалось трудно.

Внимательно вгляделся в огонь, видневшийся в темноте. Он стал как будто ближе и уже не исчезал временами.

– Как дела? – спросил уставшего Вэйдуна.

– Сам видишь. Близко подошли. Иди передохни часок. До восхода отдохни, а я уж до последнего буду стоять. Завтра отосплюсь.

Мишка ещё немного потоптался на палубе. Оглядел слабо надутые паруса, с которых капали капли и пошёл в каюту вздремнуть.

Он видел сон, где его старые товарищи ушкуйники зло и остервенело делили добычу, беззвучно открывали рты, и Мишка знал, что они ругаются, но слов не слышал и удивлялся этому. И никак не мог понять, что делят.

Всё мелькало, как в тумане, лица, обросшие бородами и всклокоченными волосами, временами приближались к нему, он отчётливо видел оскаленные зубы и огромные языки.