Щипало глаза от смеси бумажных запахов, от едкого неонового света, смешанного с табачным дымом. Хороши же мы в конце дня, думал Юрий Иванович, глядя в лица товарищей. Его мутило, будто он отравился.

Жена велела одежду вешать отдельно, а белье не оставлять в ванной, настолько оно пропитывалось табачным дымом.

— Патологоанатомы говорят: после пятидесяти нынче у всех развивается рак, — отвечал Юрий Иванович, — только успеваем умереть от другого чего-нибудь.

Воткнув кулаки в бока, жена оглядывала Юрия Ивановича. Лишь ее оптимизм, считала она, в соединении с волей главного редактора удерживал скорбный дух Юрия Ивановича. Иначе бы он, Юрий Иванович, «сошел с поезда» и болтался бы у Эрнста на Селезневке. В самом деле, думал Юрий Иванович, сходные натуры моя жена и главный — чего не понимают, о том говорят: нету.

Однажды под вечер явился главный в темном костюме, с бледным помолодевшим лицом. За ним, на шаг отстав, шел заместитель с лицом именинника. Отчет журнала состоялся. Был трудный момент, но вывез материал о деде и внуке Гуковых, а дальше вперед со свистом — и прорвались. Знай наших!

Отдел надежности получил обратно две инженерские ставки, на одну из них зачислили Сашу. Стол ему выделили в комнате на первом этаже административного здания, где вечный ИО посверкивал оправой очков, немолодая женщина одной рукой придерживала ворот кофточки, другой рукой разворачивала «полотенца» с нитями цифр, а на столе ветерана чернела деталь с трещинами, сколами или износом посадочной поверхности, замещая самого ветерана, который поехал по рекламации куда-нибудь в Перерву.

В ящике Сашиного стола лежали несколько пачек вафель, и все тут; Саша продолжал работать как слесарь в бригаде, оборудующей лабораторию надежности.

К нему не то чтобы переменились, но заметно чаще стали спрашивать: дескать, тебе тут работать, сделаем как скажешь. Саша ходил за советом в аппаратный цех к технологу. Технолог не был смущен зигзагом в Сашиной заводской судьбе — ведь, по его предвиденью, Саша должен был отщелкать десяток операций в аппаратном цехе, стать технологом и т. д., а вместо того инженерная должность в отделе надежности, когда отдел разворачивается в лабораторию. Теперь технолог, надо понимать, выстраивал для Саши новую лестницу к должности главного инженера завода.

Сдружился Саша с мастером из тележечного, худым парнем с нежнейшим детским румянцем на щеках. Они встречались ненадолго и легко расставались. Мастер приходил в перерыв, подсаживался к бригаде монтажников, сбившейся кучкой на солнечном пятне под окном. Грелись, кто-то нибудь повторит принятую здесь шутку: «Погода шепчет, бери расчет». Бригадир шевельнется: пора. Возвращались к рабочим местам, материя спецовки хранила тепло мартовского солнца.

Бывало, мастер, проходя мимо по делам своего тележечного цеха, останавливался возле Саши или присаживался на корточки и рассказывал, что они делали с Леней Муруговым в прошлом году. Плох средний узел в электросекции — меняли конструкцию; там крепеж вылетает — создавали особый клей в сотрудничестве с ЦНИИ транспорта, новые материалы применяли. Вскочив вдруг, мастер уходил. Навещал его и Саша в сумрачном и грязном тележечном цехе. Если мастеру было не до него, уходил, не обмолвившись. Они дорожили этой взаимной доступностью, открытостью.

Воскресенье Саша провел в гараже; пустили на две недели, надо было успеть за этот срок вечерами да в выходные срубить старые крылья, приварить новые, покрасить, а перед покраской загрунтовать и ждать, понятное дело, три дня затем и одновременно ободрать низ, заделать дырки, мастикой покрыть. Старый «Жигуленок» модели семьдесят седьмого года был верный товарищ.

В середине дня приехал Андрей Федорович с пузатым портфелем, достал посуду, термосы с борщом, с котлетами. Сдернул свою кургузую дубленку, подтянул рукава свитера, обнажив мохнатые ручищи. Накрыл на верстаке, разложил салфетки. Сметана плавилась в борще, становясь малиновой. Как он приноровился готовить в своей баковской лачуге?

Он женствен при своей волосатой и свирепой наружности, подумал Саша, приступая за чаем к разговору. Андрей Федорович повидался с генеральным фирмы «Воздух», передал записку. Генеральный равнодушен ко всему не существенному с точки зрения поддержания жизнедеятельности фирмы, но по нынешним временам невыгодно казаться неспособным к восприятию новых идей. На днях Андрея Федоровича вновь пригласили на разговор в фирму «Воздух». Записка произвела впечатление: тщательное изучение вопроса, компетентность, доказанное уменьшение объема средств при запланированном росте продукции. Генеральный поручил набросать проект организации новой службы в структуре фирмы «Воздух». Нередко он принимает решения ради самих решений и позже не вспоминает о них: не дорого дано, не больно жаль, — поддерживая тем самым, как ему кажется, энтузиазм нижних подразделений и не рискуя попасть под вопрос: что же он все-таки сделал? — ведь он создал фирму. Вполне возможно, генеральный увидел случай стерилизовать завтрашнюю инициативу Ушаца, который, попади ему в руки записка Сизова, мог бы создать у себя службу «Воздух». Тогда речь пошла бы не о выживании, у нас в стране так вопрос не стоит, а о спокойном житье. Словом, Андрея Федоровича просят высказать на бумаге все, что придет в голову об устройстве и формах деятельности новой службы. За консультацию положили три сотни.

— Помогу набросать, — лихо сказал Саша. — Отчего не потрафить будущему начальнику.

— Я консервативен как птица. Ушел было из своего ВНИКТИХолода — и вернулся. — Андрей Федорович вытряхнул из термоса последнюю котлету, держал у носа, нюхал, другой рукой копался в банке с соленьями. Откусил половину котлеты, следом в рот впихнул патиссон, так что зубчики овоща натянули щеку.

— Вы кондиционерщик. Читал вашу диссертацию, первый класс, — нажимал Саша. — В «Воздухе» заказчики по всей республике. Ваш ВНИКТИХолод с тремястами сотрудниками и слабым экспериментальным заводом где-нибудь в Кемерове и то бы не звучал.

Андрей Федорович перешел к чаю. Откусив от ломтя сыра, он брал горсть фиников. Батареи в гараже жарили, он с наслаждением вытирал потный лоб. Холодище у него в лачуге, догадался Саша.

— Уйти из науки на производство?

— Вы останетесь в науке. Какие мотивы при выборе проблем? Фактическая применимость научных достижений. При защите идей Коперник пользовался телескопом — практическим орудием. С вашими мозгами вы будете значить…

— С моими мозгами я буду писать за генерального статьи. Как писал за Сизова, за Ушаца. Вся наука, если она будет, разумеется, будет представлена в «Воздухе» планом по хоздоговорной тематике. Ни чести, ни денег. Образцы приборов уходят на производство — и тишина. Если какой макет и принимается, так имя автора не фигурирует и авторского вознаграждения — шиш.