Дрогнула, небось теперь поймет, что не отступил Тихомиров при возвращении «Весты». С чувством виноватости перед Калерией Петровной, с мыслью о беззащитности Федора Григорьевича Юрий Иванович прожил последний день в Уваровске: команда возвращалась в Москву с ночным поездом. Внезапно под вечер в дом с уханьем половиц, с раскатистыми приветствиями ввалились Тихомиров, Полковников, Калташов и кудрявый мужчина с девичьим румянцем и ямочками на щеках, оказавшийся заведующим райздравом Жучкиным. Водки навезли, закуски. В застолье Жучкин говорил про квартиру для Федора Григорьевича, ведь предлагают, он же не хочет уезжать из старого дома. Тихомиров корил друзей: не заглянули к нему, показал бы магазин, поставленный на месте старых торговых рядов, ведь готов, к октябрьским начнем торговать.

— Федор Григорьевич — наша гордость, — шумно говорил захмелевший Жучкин. — Но меня поймите! Весной на сессии райисполкома докладывал как член постоянной комиссии по здравоохранению. Нам по долгу службы полагается глядеть в завтра. Он уйдет — замены ему нет. Деньги на ремонт израсходованы. Ненадлежащее исполнение долга, именно так про нас выразятся.

Тихомиров слушал, улыбался, подливал. Плечистый, налитой силой человек. Возвращался к мысли, высказанной в словах и как бы пунктиром сквозившей в застольном разговоре о том о сем, а мысль была такая, что лучше быть на вторых ролях в деревне, чем на пятых в городе. Мы звезд с неба не хватаем, а свое дело делаем, говорил вдруг Тихомиров и взглядывал на Юрия Ивановича, а затем на Полковникова, в свое время ракетой умчавшего в область, оттуда в Москву, а теперь трусцой бегающего по уваровским заполькам. Или говорил о кавказских долгожителях, все они, удивительное дело, не выезжали из своих сел. Глядел на Калташова, уехавшего было из Уваровска после ухода из райкома партии и смиренно вернувшегося затем, и переводил взгляд на Юрия Ивановича, говоря как бы своим взглядом: долгожители в твоем возрасте столь паршиво не выглядели.

Калерия Петровна гордым взглядом обводила застолье: вопрос о Федоре Григорьевиче перенесен на какую-то дальнюю сессию, чуть ли не в конце года. Победа, враг бежит.

Тихомиров подсел к Грише, махнул на галдящее застолье:

— Сколько бы мы ни спорили, все будем свои друг другу. У вас в Москве жердяи эти в тысячных дубленках. Разве мы так росли?

Заговорил о задуманном административном дворце: алюминиевые переплеты, коридоры обшить деревом, применить облицовочный кирпич. К власти отношение, как к человеку: если о себе не может позаботиться, как позаботится о других? Престиж власти — немаловажное условие для выполнения обязанностей руководителя. Здесь у нас выполнять обязанности трудно, сам увидишь. Надо нам, руководителям, стоять плечом к плечу.

Так рассуждая, Тихомиров предложил выпить за будущее, затем намекнул на свою информированность. В обкоме партии ему доверяют. Вот твои секреты. Гриша вспомнил слова заместителя министра о двух ведущих кандидатах на место начальника уваровского локомотивного завода «Суперэкспресс». Отставил стакан, повернулся к Тихомирову, разглядывал, говорил про себя: «Твоя мысль не может подняться над рутиной повседневности, мы от таких натерпелись. Взялся за нас управлять. Ты уверен, что люди тебе вручили свое будущее. Тебя выбрали, а стало быть, ты необходимость? Как от тебя защититься? Говоришь, нравственно то, что полезно? Кому полезно? Тебе? Убеждаешь меня примерами — но примеры еще не доказательство».

Юрий Иванович проводил друзей, в ту же ночь выехал в Свердловск; по своему служебному удостоверению поселился в гостинице возле вокзала.

В автоматической камере хранения заговорил с дежурным милиционером, строгим парнем. Показал редакционное удостоверение, карточку проживающего в гостинице.

Проводили эксперимент, потерялись, на подобный случай условились встретиться здесь, говорил Юрий Иванович, я опоздал. Хочу положить в рюкзак участника нашей группы бумажку с номером своего телефона в гостинице. Описал Леню. Не помню такого, отвечал милиционер. Юрий Иванович дождался его сменщика, тот Леню вспомнил, примелькался Леня, ночевал здесь на вокзале. Сперва милиционер согласился передать бумажку с номером телефона, а затем, как часа полтора Юрий Иванович неотступно пробыл при нем, милиционер указал камеру, где Леня держал рюкзак. Предполагалось, в том был главный довод, Юрий Иванович знал шифр. Милиционер еще раз потребовал редакционное удостоверение. Остановился возле камеры с Лениным рюкзаком, держа удостоверение в руке.

Юрий Иванович набрал М — начальную букву Лениной фамилии. Затем цифры 937. Год Лениного рождения. Нажал ручку: как впаяна. Милиционер безмолвствовал. Юрий Иванович хлопнул себя по лбу, посетовал на память. Набрал вновь М — дочь Лени звали Машей — и год ее рождения. И тут глухо.

Оставляя букву М, тут, он уверен, угадал, Юрий Иванович набрал первые цифры Лениного домашнего телефона. Номер Лениной квартиры.

Перед лицом у него появилась рука с его собственным удостоверением. Он покорно вынул удостоверение из руки, побрел через вокзальное скопище.

Не было сил сидеть в ресторане. Он купил булочку, съел ее в номере под воду из крана. Помаялся, вроде задремал. Очнулся, сел в кровати, опустив ноги на прохладный линолеум. Знал он теперь цифры. Оделся, спустился в вестибюль. Дежурная насилу выпустила его из гостиницы, шел третий час ночи.

Он прошел в угол зала, заставленного автоматическими камерами. Подергал ручку, набрал МО34. 34-й московский.

Щелкнул замок, дверь отошла. В железное нутро камеры был втиснут заношенный рюкзачище. Не втиснут, а вбит, понял Юрий Иванович, выдергивая рюкзак обеими руками. Выдернутый рюкзак свалился на ноги Юрию Ивановичу. Дерматином, гвоздями, черт знает чем был набит проклятый рюкзачище. Юрий Иванович сунул в камеру листок с номером гостиничного телефона, набрал шифр, захлопнул дверцу. После чего обнаружил возле себя знакомого милиционера. Объявился он неслышно, зал был пустехонек.

Милиционер шел следом. В зале ожидания он легонько потянул Юрия Ивановича за локоть. Тот подчинился, повернул. Он смотрел под ноги, рюкзак гнул к полу. В середине зала милиционер вновь коснулся его локтя. Юрий Иванович не остановился. Надо было дотянуть до отделения милиции, в другой раз ему не поднять рюкзак. Рюкзак как взлетел, Юрий Иванович, устояв, повернулся, увидел милиционера с рюкзаком, а рядом — на скамейке — спящего Леню. Просвечивала лысинка в кудрях.

— Предлагали мне тут сексуальное убежище, — говорил Леня, — но ты меня знаешь, я не путаю дела с бабьем.