Возлюбленной не видя пред глазами,

Я буду несчастливым и в Ираме.

Свидания, казалось бы, черед

Возможен, но тоска меня гнетет

Монету с именем другим чеканят, —

Уста ее уста другие манят.

Я одинок — они теперь вдвоем,

Я странствую — у них семья и дом...»

Сказал — и лбом он стал о землю биться.

Метался, как подстреленная птица,

Из глаз не слезы проливал, а кровь,

И, плача, потерял сознанье вновь.

Когда в себя пришел он на закате,

Небесный свод надел другое платье,

Явились нам двуликости цвета.

Льва рыжина и тигра пестрота.

И от людей, с их добрым устремленьем,

Ушел Маджнун к онаграм и оленям.

Душа от тела удалилась прочь,

Опять в тоске провел он эту ночь.

ЛАЙЛИ ПИШЕТ ПИСЬМО МАДЖНУНУ И ПРОСИТ У НЕГО ПРОЩЕНИЯ, ПОСКОЛЬКУ ОНА ВЫШЛА ЗАМУЖ НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, А ПО НАСТОЯНИЮ РОДИТЕЛЕЙ

В сей повести у продавца жемчужин

Такой словесный жемчуг обнаружен:

Жемчужина, что на людском пути

Сияла в раковинах девяти,[41]

Была нанизана на нить другого,

Исполненного разума благого, —

Женою стала доброго весьма

И чистого, как и она сама.

Раскаивалась бедная однако,

Все время своего стыдилась брака.

Она Маджнуновых боялась дум:

А вдруг придет любимому на ум,

Что отвратилась от него подруга,

Избрав по воле собственной супруга,

С которым веселится без забот,

А он из уст ее усладу пьет,

А вдруг Лайли вручила ключ от клада

Тому, кому мила ее услада?

Чтоб рассказать о горе, лишь одно,

Она решила, средство ей дано:

Письмо составить, чтобы ниспадали

С такой же плавностью слова печали,

Как локоны блестящие Лайли,

Чтоб слезы в нем кровавые текли,

И пусть Маджнун среди своих блужданий

Прочтет посланье боли и страданий.

Лайли, придя к решенью своему,

Всю боль свою доверила письму.

Она сперва напомнила о боге:

Врачует он все скорби и тревоги,

Красавиц брови превращает в лук,

Чтоб стрелы страсти падали вокруг,

Красавиц щеки в розы превращает,

А соловьям он к розам страсть внушает,

Влюбленным, предающимся слезам,

Дарует исцеления бальзам,

Сердца сжигает молнией-красою,

Но встречи орошает их росою.

И после этих вводных слов письма

Поведала, что чувствует сама:

«От той, чье сердце отнято, — посланье

Тому, кто отнял сердце и дыханье.

От той, кто в доме скорби заперта, —

Бездомному, чья спутница — мечта.

От той, кто сознает свой грех глубокий, —

Тому, кто сыплет на нее упреки.

(О нет, не слышу от него речей,

Но резких слов молчание страшней!)

От той, кто в путах проклинает долю, —

Тому, кто вырвался из пут на волю...

Живешь ты без людей в степной глуши,

И лишь газель врачует боль души:

Две буквы первые дитя газелье

Отбросило — и превратилось в зелье!