— О! Боря, вы имеете планы? — я расслабилась. Мне стало действительно интересно.

— Ещё как имею! — он тоже рассмеялся.

Смотрел на меня добрыми, темными глазами. Вынул коричневую канцелярскую папку с белыми тесемками из буфета. Распоряжения Венечки. Для меня.

Я проводила адвоката до его дома. Который тоже оказался в трёх шагах. Борис Соломонович хотел поцеловать мою руку. Я пожала быстро старые холодноватые пальцы и коснулась губами гладковыбритой щеки.

— Это я запомню. Дорогого стоит, — он кивнул мне с достоинством и скрылся за богато украшенными чугуниной створками исторического подъезда.

Я лёгкой походкой шла к припаркованной в конце улицы машине.

— Кис-кис-кис, — донеслось сбоку.

Две пожилые, прилично одетые женщины кискискали кому-то в узкое окно над асфальтом. Прошла мимо. Рыдание. Остановилась. Оглянулась. Тетки протягивали руки с открытыми пакетиками кошачьего корма в выбитое стекло подвального окошка.

Тут запел телефон. Старая мелодия. Арсен. Ответила, глядя на суету дам у подвала:

— Привет, Арсенчик!

— Лола! Красавица моя, только ты меня понимаешь! Спаси меня. Этот гад ушёл. Оставил мне пистолет с барабаном…

— Револьвер? — я уже не улыбалась.

— Хрен знает, как эта дрянь называется! Клянусь, я выстрелю!

— Ты где, золотце?

Я напряглась. Ладно, если в себя. Тут, хотя бы раз и в глаз. А если в очередного любовника? Сидеть восемь лет голубой задницей на нарах? Что лучше, тот ещё вопрос.

— Я в гребаной «Европейской», — мой друг рыдал громко и глупо.

— Так. Я на соседней линии. Выходи и вали вниз по улице. Ты мне нужен, — приказала я и выключила телефон.

— Что случилось? — обратилась к страдающим возле разбитого стекла подвального окошка пожилым девушкам.

— Там котята. Сегодня канализацию прорвало. Подвал затопило. Никто ничего делать не хочет. Мы МЧС вызывали. Они смеются. Не хотят лезть в дерьмо, спасать котят, — тут снова пришли слезы на мягкие щёки.

Котята едва слышно пищали в черной вони подвала.

Я прикинула размер окна. Неужели придётся лезть? Никто, кроме меня, не просунется в амбразуру низкого отверстия. Никакой МЧС, хоть мылом его намажь.

— Лола! Зае. ись! — громко сказал Арсен, возникая рядом, как черт из табакерки.

Оперся обеими руками о стену дома, чтобы не упасть. Так его штормило.

— Как воняет! Сори, детка, — он неверным шагом добрался до угла.

Его вывернуло наизнанку под чахлый клён, и без того умирающий в дыре асфальтового прямоугольника на тротуаре.

Я снова заглянула в подвал. Арсен сунул туда же проясневшее лицо. Рот и нос зажал ладонью. Котята карабкались по старой скользкой стене. Падали с писком обратно. В теплую, колыхающуюся мягко вонь.

— Придётся лезть, — констатировала я.

— Давай я!

Мой старый друг честно желал совершить подвиг по спасению домашних животных. Его повело вдоль стены. Он сел. Икнул.

— Нет! Вы утоните! — воскликнула одна из дам. Смотрела на моего внезапного помощника с испугом.

— Желаю утонуть в дерьме, — гордо провозгласил Арсен. — Буду первым христианским мучеником голубого цвета!

Мой приятель не унимался. Хотел встать. Получилось наполовину.

— Ты же мусульманин, трепло! — я аккуратно усадила его, на глазах теряющее силы тело у стены дома.

— Ну и что! Думаешь, ему есть разница? — не желал угомоняться Арсен. Ткнул указательным пальцем в небеса.

— Ему, не знаю. Ты заткнись, наконец. Сиди тихо.

Тетки глядели на меня восторженно. Со страхом. Вдруг я передумаю. И котята останутся навечно плавать по морям канализации подвала. Мяукали они, кстати, все тише. Я сняла пальто. Толстый свитер и сапоги. Когда вылезу обратно, надевать ведь надо. Что-то. Безупречно-новому салону автомобиля младшего Вебера предстояли испытания. Как и его владельцу. Потом. Сначала три, если я правильно сосчитала, кошачьи тельца. Надела сапоги обратно. Мало ли, какое у этого бассейна дно. Я втянула себя в смрад помещения. Эх! Женщины пытались вынуть осколки из рамы. Выбили вовнутрь. От этого шума котята запищали воодушевленней. Я полезла в дерьмо. Спасибо, что канализационные стоки хотя бы тёплые.

На лестничной площадке пятого этажа панельной пятиэтажки я разделась догола.

— Я отстираю, — глотая благодарные слёзы, пообещала Ирина Михайловна. Хотела голыми руками взять то, что было моим бельём и так далее.

— Не вздумайте! Выбросьте это все на помойку, я вас умоляю, — я на цыпочках прошла в ванную. Арсен хотел впереться следом. Его гневно выгнали.

Подружки-кошатницы повязали фартуки. Громко переговариваясь между собой высокими голосами и смеясь, они вымыли меня с ног до головы. В четыре руки. Котята орали тут же, барахтаясь в тазу рядом в тёплой воде с шампунем. Тем же самым, что щипал мои бедные глаза. Толстая такса визгливо лаяла и носом запихивала их, непрерывно вылезающих, тощих, как глисты, обратно в таз. Арсен бухтел что-то в крошечной прихожей. Шум стоял невероятный. Добрые руки женщин отдраили навязчивый запах канализации с моего теперь красного распаренного тела. Исцарапанные не желавшими спасаться котятами руки щедро обработали зеленкой. Наверное, чтобы я подольше не забывала свой подвиг благородный.