Да, он, Кружилин, не расстроился тогда - как-никак, а все же шестьдесят стукнуло, срок известный, - но, прощаясь с Филимоновым, задал все время вертевшийся в голове вопрос:

– Полипов, понятно, будет первым?

– К сожалению, я не поверил твоим возражениям когда-то. А теперь так уж сложилось, - ответил Филимонов.
– Ловок очень, в струе идет всегда.

– Ему же скоро тоже на пенсию, - усмехнулся Кружилин.

– Скоро, да срок не подошел еще. Но лично меня это и успокаивает, что скоро...

Крохотная деревушка Михайловка, всегда будто закрытая от остального мира высокой Звенигорой и, несмотря на это, всегда пугливая какая-то, готовая, казалось, при малейшей опасности нырнуть в сырую темноту таежных дебрей, за послевоенные двенадцать лет значительно расстроилась, крайние избы с длинными лентами огородов выдвинулись далеко в открытую степь, смело глядели на каждого подъезжающего широко распахнутыми окнами. За эти годы было поставлено в Михайловке немало хозяйственных и других построек - несколько вместительных амбаров, конюшня, новая, просторная школа, медпункт, двухэтажное здание клуба с большим зрительным залом, хорошей библиотекой. Такого клуба в ином районном центре нет, а у них есть, не пожалел Иван Савельев для него денег, хотя их было в колхозе не густо, неутомимо ходил по кабинетам различных районных учреждений, выбивая денежные кредиты на новостройки да фонды на стройматериалы. Был он непоседлив и неутомим, однако немногословен, выскажет свою просьбу и ждет решения, ждет упрямо, до конца, если надо, придет еще и еще. Бывали случаи, тот же Полипов, выведенный из терпения его молчаливой назойливостью, трясущейся покалеченной на фронте рукой хватал трубку, кричал какому-нибудь районному начальнику: "Слушай! Дай ты Савельеву, что он просит! Только чтоб не видел я больше его в своем кабинете!" На что Иван неизменно и спокойно замечал: "Чего ты кричишь-то? Надо будет - все равно приду..."

Он, Иван, никогда, кажется, и не был суетливым и очень уж речистым, но, постояв на могиле жены по возвращении с фронта, замкнулся вовсе, защемило у него все внутри и до сих пор не отпускало. Об Агате, да вообще о чем-нибудь своем, личном, никогда ни с кем не говорил, колхозными делами занимался, если смотреть со стороны, будто нехотя. Но Кружилин-то знал: отними у него теперь это дело - он завянет быстро, как огуречный или помидорный куст без полива, на виду засохнет. И боялся, как бы Полипов не отнял. "И если что, - думал Кружилин, - весь район на его защиту подниму, всю область. Хорошо, что успели Ивана в партию принять".

В партию Кружилин, предчувствуя конец своего секретарства, посоветовал Ивану Савельеву вступить в конце сорок девятого.

– Не пора ли, Иван Силантьевич, подумать об этом?
– спросил он его однажды.

Долго-долго безмолвствовал тогда Иван. Потом выдавил из себя:

– Моя анкета-то...

– Ну, анкета - одно, а душа человечья и дела его - другое... Я объясню, где надо, если придется...

– Спасибо, - отвернувшись, произнес шепотом Иван. Протез на руке, показалось Кружилину, висел в тот момент у него как-то особенно сиротливо и беспомощно.

Объясняться Кружилину по поводу вступления Савельева в партию нигде не пришлось. Лишь Полипов спросил было негромко:

– А белобандитство его не насторожит кое-кого?

– Не насторожило же, когда ему орден Ленина вручали на фронте и другие награды, - сказал на это Кружилин.
– А как работает в колхозе, видишь сам.

– Ну да, - согласился и Полипов и, против ожидания, никак и нигде больше об этом не говорил.

Когда встал вопрос о работе Кружилина секретарем парторганизации колхоза, Иван, помолчав, взвесив за эти короткие мгновения все - положение его, Поликарпа Кружилина, и свое, всю сложившуюся ситуацию, спросил лишь:

– А тебе, Поликарп, не шибко это будет... неловко? Ты прости, что я это спрашиваю. Сам понимаешь...

– Не шибко, Иван Силантьевич, - проговорил невесело Кружилин. Что говорить, не легко ему было тогда ответить на такой вопрос.
– Люди должны до конца людям служить.

– Добре. Тогда давай помогать друг дружке...

Так сказал тогда Иван Савельев, и ничего больше не добавил, и никогда после не возвращался к этой теме. Прошло немного времени - и Поликарп будто век работал в Михайловском колхозе, рядом с Иваном. Они понимали друг друга с полуслова, несли вместе нелегкую ношу, которая называется колхоз, и, "помогая друг дружке", защищая, если надо, один другого, сделали его передовым в районе, к не очень большому, кажется, удовольствию Полипова.

И вот сейчас председателю передового колхоза в районе Ивану Савельеву особенно требовалась его, Кружилина, помощь, требовалась защита. И защищать его надо было сейчас не от Полипова даже, а, увы, от редактора районной газеты Василия Кружилина, собственного сына...

* * * *

Редактором районной газеты Василий Кружилин стал около года назад. Случилось это совершенно неожиданно. Он работал и работал литературным сотрудником, правил письма читателей, ездил по колхозам и совхозам, писал корреспонденции и очерки о сельских людях, работа ему нравилась, и он ни о чем другом не помышлял. И вдруг его пригласили неожиданно в обком партии.

– Редактор вашей газеты нынче, как вы знаете, поступает в Высшую партийную школу. Полипов, секретарь Шантарского райкома партии, рекомендует на должность редактора газеты вас. Как вы на это сами смотрите, Василий Поликарпович?

– Я?!
– удивился Василий.
– Да разве я смогу?

– А чего же... Ваши материалы в газете мы читали, знаем. На первых порах Петр Петрович Полипов обещал лично помочь. А он человек слова и дела... Подумайте, посоветуйтесь с отцом. Как он там, старичок, трудится?