– Да что я, мам, ставлю-то? Не пятерки же...

– Оболтус ты. Вместо того, чтоб учить... А как она поймает тебя на этом?

– Память у нее дырявая, - усмехался Колька.

Через полчаса Анфиса и Берта Яковлевна чистили картошку. Как-то так получилось, что с самого дня подселения эвакуированных, которых привел на квартиру сам председатель райисполкома Хохлов со словами: "Вот, приютите жильцов... Не обижайте", они все стали жить одной семьей.

Берта Яковлевна в общий котел отдавала свою зарплату, потом сама Анфиса устроилась на работу - уборщицей в районную библиотеку. И хотя хлебные карточки отоваривали, как говорила Берта Яковлевна, не всегда - Колька, Лидка и Майка по целым суткам толклись в тысячных магазинных очередях, подменяя друг друга, но зачастую хлеба им так и не доставалось, - хлеб в доме все же водился и жили все хоть и не очень сытно, но не впроголодь.

Нынче весной впятером - Верка лишь демонстративно не взяла в руки лопаты дружно вскопали огород, посадили картошки, бобов, гороху, по краю плетня натыкали кукурузы. Лето было засушливое, каждый день почти они поливали из Громотушки огород. С утра до вечера над инютинской усадьбой стоял галдеж и звонкий смех Майки с Лидкой.

– Как хорошо... Скажите пожалуйста, как это удивительно!
– говорила частенько Берта Яковлевна, раскрасневшись от работы.
– Я никогда не занималась огородничеством. Но это же прекрасно!

– Не знаю, прекрасно или не прекрасно, - ответила ей однажды Анфиса. Просто без огорода нам не прожить.

– Ну да, я понимаю. Теперь это я понимаю... Урожай картофеля, кажется, будет отменный...

– Вроде бы должен. Тогда перезимуем.

– Как это удачно - речка в огороде!

– Громотушка-то? Без нее бы гибель. Кормилица.

– Хорошо, что на земле есть речки.

Анфиса сейчас вдруг вспомнила этот разговор, эту наивную, как ей тогда показалось, фразу: "Хорошо, что на земле есть речки". А ведь в самом деле хорошо. И что солнце на небе, и что дождь, и что снег, зима, а потом весна... Только бы война вот скорей кончилась, Кирьян вернулся...

Анфиса неожиданно для самой себя всхлипнула.

– Вы уж напрасно так, - сказала учительница, откладывая нож и доставая папиросу.
– Письмо вам еще будет, задержалось где-то.

– Не задержалось, не будет.
– Анфиса враждебно сверкнула глазами, будто недовольная за эти участливые слова.
– Я вот чувствую, что-то случилось с ним. Что-то случилось!

Берта Яковлевна чиркнула спичкой, прикурила, стала смотреть в окно, за которым в синей предутренней дождливой мгле проступали мокрые горбатые крыши соседних домов.

– Он, ваш муж Кирьян, был хороший человек?

– Хороший, - прошептала Анфиса, опуская голову. Но тут же медленно начала ее поднимать, в глазах ее была не враждебность уже, а в прах испепеляющая ненависть. Анфиса поднимала голову угрожающе, зловеще, в руках у нее был кухонный нож потемневшего железа. Сжимая этот нож, будто собираясь кинуться на учительницу, она начала подниматься с табурета. Берта Яковлевна обо всем догадалась, торопливо бросила папиросу в кучку картофельных очисток.

– Анфиса, простите! Я оговорилась.

– Т-ты?!
– взвизгнула Анфиса.
– Что ты его хоронишь?!

От ее вскрика проснулся Колька, быстро приподнялся, сел, спросонья заморгал глазами.

– Что кричишь-то? Случилось чего, мам?

Анфиса молча и тяжело дышала.

– Ничего не случилось, - сказала Берта Яковлевна.
– А ты вставай, сегодня последний экзамен у тебя. И я буду спрашивать тебя строго. Бином Ньютона повторил?

– Да знаю я его, - зевнул Колька.

– Николай, я серьезно говорю!
– рассердилась учительница.
– Я обязательно задам тебе этот дополнительный вопрос.

– Сказал - знаю. На тройку, а знаю.

– Вот, - Берта Яковлевна повернулась к Анфисе, - на тройку...

Пока шел этот разговор, Анфиса немножко успокоилась, отошла. Она знала, почему идет у них эта перепалка о непонятном ей биноме неведомого Ньютона. Однажды Берте Яковлевне все-таки показалась подозрительной какая-то Колькина отметка в журнале, и учительница, удивленно разглядывая классный журнал, вышла из своей комнаты: "Николай, это когда ж я тебя по алгебре спрашивала?" "Здрасте!
– воскликнул сын нахально.
– Когда я бином Ньютона-то пол-урока вам шпарил?" - "Ну-ка, бери ручку и бумагу".
– "Еще чего? На уроке - пожалуйста, переспросите. Я вам в два мига его выведу..."

И Колька быстренько, торопливее, чем положено, скрылся за дверьми.

В тот вечер он долго готовил уроки, чуть не до утра шуршал страницами учебников, и Анфиса догадалась, что этот самый бином он не знает, а сейчас вот учит. "Паразит такой, мошенник!" - думала она тогда о сыне с раздражением.

– На тройку, видите ли, он знает, - повторила учительница.
– И доволен. Безобразие! А способный парень. На фронт собираешься! Оценка тогда все-таки подозрительно появилась... А меня, Анфиса, простите, ради бога. Ну, оговорилась я. Я не хотела. Жив, жив ваш муж.