Илья, сидя рядом, искоса наблюдал и, кажется, хорошо понимал москвича – у молодого человека наступал тот миг, тот момент в жизни, когда он открывал для себя новую планету под названием СДК. Ему, столичному жителю и невдомек, что петь умеют не только Витас и Королева – песни сельских женщин берут за душу или сразу в плен. А как танцуют девчата-школьницы! Класс!

И как на заказ, испанское болеро на сцене танцуют молодые женщины.

Прима раскинула изгибающиеся руки, склонила голову на плечо, распахнула мечтательные глаза и поплыла-поплыла, вся изгибаясь, млея и торжествуя.

Илья ткнул локтем соседа в бок и, кивнув на сцену, шепнул восторженно:

– Александра!

Высокая, стройная танцовщица продолжала сладко кружиться на переднем плане. Её партнерши полукругом сзади.

Сцену освещали софиты. В их лучах бриллиантами сверкали блестки испанских нарядов.

Нарышкин сидел сам не свой. Определенно сегодня был такой вечер, после которого и в жизни должно что-то изменится. Он уже представлял какой ажиотаж поднимется на блоге у его подписчиков, когда он выложит эту «генеральную репетицию» в инет. Народ хлынет на запись, как мухи на мед! И «Блог Сергея Нарышкина» утрет кое-кому нос…

И еще раз Александра со своей капеллой вышла на сцену.

Теперь звучало аргентинское танго. Прима плавно взмахивала руками, покачиваясь в такт музыке – глаза были томно прикрыты, на лице стыло сладкое упоительное выражение, грудь высоко вздымалась…

Вслед за дамами по программе танцевали малюсенькие девчушки. Они лихо и складно сбацали что-то похожее на чарльстон.

Снимая их, Серега внутренне охнул – поистине сегодня счастливый день!

Но почему-то не радовались артисты – большие и малые – бесшумно сновавшие в полутемном зале. Лица их были напряжены. Раздарили улыбки на сцене?

У соседа Ильи возле губ прорезались две морщинки, нос думающее сморщился, и брови одной прямой линией пересекли лицо.

Всех разобрало – подумал Нарышкин.

Когда оцепенение прошло, Сергей встряхнул спортивными плечами. Репетиция продолжалась…

– Тебе ещё выступать? – спросил московский гость соседа по креслам.

Цыганская рубашка из бордового шелка славно сидела на широких плечах. А ответил он гостю четверостишьем:

Пора сердечных вдохновений!

Восторгов краткий день протек,

И скрылась от меня навек

Богиня тихих песнопений.

В голосе сценического барона задушевность и печаль. Словно жалуется он родному, близкому человеку и ждет от него таких слов, которые сразу утешат тоску.

– Что, закончился концерт? – с надеждой на обратное спросил Нарышкин.

– Нет, – Илья кивнул на сцену, с которой уходила изящной стройности молоденькая певица.

О ней, должно быть, стихи Пушкина вспомнились местному старожилу.

Нарышкину весело. Он все снимает, и радость творчества мягко и трепетно заполняет грудь, стучит рядом с сердцем. Да так, что самому хочется петь. Или сделать что-нибудь выдающееся, интересное…

Все могло бы быть по-другому, если бы не гроза, если бы не встретился на крыльце ДК Илья, если бы не пригласил он гостя на генеральную репетицию сельской художественной самодеятельности…

Но все было так, как было. А Сереге кажется – так в жизни не бывает, только в кино, на экране.

Время остановилось. Не стало ни секунд, ни минут, ни часов – большая, насыщенная программа. Всем хочется выступить, все готовились к этому дню…

А Сергей их снимает.

«О чем думает Илья? Что испытывает?» – размышлял Нарышкин, поглядывая на соседа.

В сумеречный зал вошел мужчина в рубашке и брюках с двумя руководящими складками возле губ. Судя по виду и строгим глазам, он был местным начальником.

Окинув взглядом пустой зал, приметил Серегу с мобилой и подошел.

– Вы, гражданин, откуда будете?

Нарышкин улыбнулся.

– Я, гражданин, из санатория буду.

– А чего вы тут снимаете? – строго спросил. – Кто-то вам разрешил?

Нарышкин радостно закивал и ткнул пальцем в соседа.

– Илья Иванович, это ваш друг? А то бознат, кто в клуб наш шляется, а у людей, между прочим, рабочий день.

Серегин сосед пожал плечами – мол, какая разница: друг ли брат… просто хороший человек. Чудак! Уселся бы рядом да смотрел, что девчушки на сцене вытворяют. Куда торопится?

– Алдакушев вы чего молчите? Вы разговаривайте, вы беседовайте…

– Вот это дело я люблю! – неторопливо сказал Илья Иваныч и насмешливо посмотрел на подошедшего. – У меня, Алексеич, работа такая, культпросветовская – с людьми разговаривать. Садись, поговорим…

И Нарышкину:

– Мы тебе не мешаем?

– Некогда мне растабаривать, – коротко бросил строгий мужчина и пошел дальше, глядя на сцену.