— Эрл Зинборро считает, что и у него три дочери. Но мне кажется, что единственной его дочерью была Линдара.

— Забавно!

— Эрлесса все время говорит, что ее солиярская и берштонская кровь взяла верх… Да вы и сами все скоро увидите. Я принесу вам платье.

— Конечно-конечно…

Припомнила жену одного из знакомых депутатов, у которой все дети были похожи на прабабку, внучатого прадеда, тетку по матери из Рязани, но только не на любимого мужа.

Лиза скрылась в гардеробной, а я осторожно оттянула крылышко, и ощупала тонкую косточку. Вроде цела. Проверила другое крылышко. Затем подняла на руки и, разместив несчастного птенчика на краешке кровати, принялась его осторожно осматривать.

— Осторожнее, ньера! Вдруг он заразный! — сморщилась Лиза, вернувшаяся из гардеробной с нежно-зеленым платьем в руках.

— Сама ты заразная! — послышался тоненький голос.

Мы с Лизой переглянулись.

— Ньера? — служанка удивленно приподняла брови.

— Это не я!

Мы вместе посмотрели на птенца, который глядел в ответ большими круглыми глазами, радужка которых была необычного фиолетового цвета. Таких потрясающих глаз мне никогда еще не доводилось видеть.

— Фююю… — протянул он вопросительно.

— Лиза, у вас животные разговаривают? — поинтересовалась я у служанки.

— Ньера, ну и вопросы у вас! Шутите, да? — разулыбалась та.

Яснее не стало…

— Шучу! — буркнула я.

— Фью! — прозвучало будто насмешливо

— Да все, как и у вас в Кирфаронге, ньера, — засуетилась Лиза, скрывшись в гардеробной.

Угу. Знать бы еще, как на самом деле в том Кирфаронге.

— Кажется, с ним все хорошо. Давай отдадим его хозяйке, — не успела я договорить, как птенец стремительно метнулся и спрятался между подушек.

Лиза рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. А мне стало очень интересно.

— Лиза, мне кажется, он не хочет к Граппе…

— Я бы на его месте тоже не хотела. Граппа его до гола обдерет…

Я ошарашенно посмотрела на глаза, сверкающие из-за подушек, затем на Лизу, снова на глаза…

— Чего?!

— Граппа для этого его и заказала. Украшения из перьев экофара нынче в моде.

Меня аж подбросило, стоило представить, как кто-то ощипывает птенца заживо. Это кем же надо быть? Неужели рука поднимется?

— Фиг ей, а не перья! — решила я. Ни за что не отдам птенца дочери Хересс! — Лиза, собери, пожалуйста, все перья. Постарайся найти все. Проверь в гардеробной и перетряси постель. Для чего, объяснять нужно?

— Нет, ньера. Я поняла.

Девушка была не настолько проста, как могло показаться, я это сразу заметила. Роль пугливой глупышки, возможно, облегчала ей жизнь и работу в этом доме. Когда я вернулась из ванной, она протянула мне шкатулку, которую позаимствовала на туалетном столике.

— Я собрала все.

— Отлично. Они ценные?

— Очень! А сколько весь экофар стоит, и представить сложно.

— Можешь взять их себе, — Подарки прислуге никогда не бывают лишними. Верность этим не купишь, но некоторое расположение, основанное хотя бы на надежде получить еще, возможно. — Хотя, стой! — от меня не укрылось разочарование, мелькнувшее в глазах девушки. — Тебе есть, где их спрятать? Боюсь, если обнаружат, обвинят в воровстве.

Лиза даже с лица спала и попыталась сунуть шкатулку мне в руки.

— В общем, можешь оставить ее здесь. А перья бери, когда понадобятся. Ты же собиралась их продать, верно?

Служанка несмело кивнула.

— Тогда так: если точно сможешь их реализовать незаметно, бери. Если нет, можешь оставить здесь на хранение. Они твои.

— Спасибо, ньера! Меня это очень выручит. На мне ведь долг…

— Долг?

— Да. Я потом расскажу, нам надо поторопиться. Эрлесса Хересс не любит, когда на завтрак опаздывают.

Устроив птенчика в ванной, куда мне его удалось заманить, налила ему водички в вазочку, которых в гостиной было вдосталь, велела вести себя тихо. Понял он, или нет, но уж больно умными глазами смотрел.

Существо, вообще, сильно отличалось от всех, что мне доводилось встречать когда-либо. Экофар был… другим, что ли? Иным. Таких можно было разве что в мультиках или фильмах увидеть. От этого создавалось впечатление, что он какой-то игрушечный. И все же он был живым, теплым. У него стучало сердечко, он дышал, открывал и закрывал клювик, и так на меня смотрел…

— Я обязательно вернусь, и мы придумаем, чем тебя покормить.

— Фьють! — птенец только свистел, но больше не издавал членораздельных звуков.