Возможно, здесь даже стали бы выращивать вишни.

– Вишни, – произнесла Таисса, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. – Вишнёвые сады. В детстве я так любила вишнёвое варенье. Но это не ответ, Вернон. Не ответ.

– Почему?

Таисса подняла взгляд. Это было трудно, и доводов у неё не было, но…

– Потому что мы люди, – произнесла она. – И мы не сдаёмся.

Вернон окинул её взглядом.

– Нет, – произнёс он почти с сожалением. – Вы идиоты, вы четверо. Александр – тот вообще мечтает получить карманного Великого и разливать его кровь в пробирки по воскресеньям. Твой Светлый будет мучиться сомнениями, но в итоге придёт к простому человеческому решению: свет не может нести абсолютное зло. Ну как же, это же свет! Общее благо!

– Ты передёргиваешь, – устало сказала Таисса.

– Ни капельки. Что касается Омеги… – Вернон криво усмехнулся. – Да, это интересный случай. Она – не ты. Будь твоя милая бабушка на моём месте, она бы спокойно, без лишних эмоций отправила всех по саркофагам и уселась вязать носки.

– Но она не на твоём месте.

– И именно этим она опасна. Тот, кто не видел того, что видел я, не понимает. И не поймёт, пока не увидит сам. Жаль, я не могу прислать тебе приглашение на чаепитие за час до конца света. – Вернон кивнул на догорающую туманность. – Или сна в саркофаге тебе хватило?

Он с утомлённым видом потёр лоб.

– Впрочем, неважно. Я устаю от повторяющихся аргументов; я слышал их слишком часто. «Сделай всё по-моему». «Увидь всё, как вижу я, и согласись со мной». «Забудь о своих ценностях, прими мои». И самое главное, самое частое: «Давай дадим ему шанс». «Давай рискнём, ведь Великий – такой же, как и мы. У него есть понятия о добре и зле, есть душа. С ним можно договориться».

– Можно, – произнесла Таисса.

– Нельзя. Потому что всемогущество не приемлет советчиков.

Повисло молчание.

– И твоё всемогущество не приемлет их тоже, – с горечью сказала Таисса. – Ты отказываешься слушать.

– Ты совершенно верно меня поняла, Пирс. Возможно, я до тебя ещё достучусь.

Таисса закусила губу, глядя на лицо Вернона. В лицо Принца Пустоты, глядящего на свой сгоревший, остывший, навеки покинутый дом.

– Чтобы остановить всеобщее разрушение, нужна беспощадность, – глухо сказала Таисса. – Но хочешь ли ты быть таким? Если у тебя будет выбор… если я дам тебе этот выбор? Покажу его тебе?

Брови Вернона взлетели.

– В постели? Хотел бы я на это посмотреть.

Таисса не отвела взгляда. Холодная ирония ответа её не обманула: Принц Пустоты прекрасно знал, что в теле Вернона его ждала долгая, безрадостная, горькая жизнь. Даже не жизнь – существование.

– Ты расскажешь мне… о себе? О своём прошлом?

Вернон-Кай фыркнул.

– В следующие пятьдесят лет? Ну что ты. Ни слова.

Он напрягся, глядя на что-то за спиной Таиссы.

– Как интересно, – произнёс он небрежно. – Кажется, на моей лекции вот-вот появится новый слушатель.

Таисса резко обернулась. И выдохнула, глядя на платформу, приближающуюся к ним спокойно и торжественно.

С одним-единственным наездником.

Глава 8

Майлз Лютер был одет в незнакомый чёрный наряд с золотым шитьём. Чёрный плащ развевался за его плечами, и стоял Майлз очень прямо. Не скажешь, что совсем недавно этот человек был беспомощным пленником криокамеры и жертвой нанораствора.

Таисса напряглась. Кто именно был перед ней сейчас?

Между ними оставалось не более двадцати шагов, когда платформа остановилась.

– Вернон, – отчётливо прозвучал голос Майлза Лютера. – Если тебя ещё можно так называть.

– Отчего же нет? – спокойно произнёс Принц Пустоты. – Имя – это лишь имя. Выбирай любое.

Майлз Лютер смотрел только на Вернона, полностью игнорируя Таиссу. Смотрел оценивающим и высокомерным взглядом серых глаз, в которых было нечто весьма далёкое от настоящей теплоты, но всё же… нечто искреннее. Живое. Забота? Надежда?

Александр никогда бы не посмотрел так на Вернона. Даже на собственного сына он так не смотрел.

– Это Майлз? – спросила Таисса напряжённо. – Это снова Майлз? Или?..

– Хороший вопрос, – насмешливо произнёс Вернон-Кай. – Кстати, не поверишь, но нейросканеров здесь нет. Что делает наш разговор куда более занятным.

Вернон окинул взглядом своего отца, задержавшись на золотых символах.

– Одно говорит в твою пользу: Александр на такую безвкусицу точно не польстился бы. Но оставим веяния моды в сторону. С кем я сейчас говорю?