Действительно, чтобы найти дачу, пришлось поплутать. Вроде бы и недалеко она от Яркиного дома, но дороги желали лучшего. Машина несколько раз проваливалась в ямы, кое-как выезжала оттуда. Хорошо, что поехали на джипе, Дашкин купер точно бы не прошёл. К тому же ещё стемнело, а улицы посёлка практически не освещались.

— Через дом можно остановиться, — сказал Владимир. — Вместе все пойдём, машину закройте. Не дай Бог что.

Им повезло, девушку они застали во дворе, она из сарая несла в дом дрова.

— Марина, — позвал её Андрей Петрович, — разговор есть.

Она бросила дрова на крыльцо и подошла к калитке.

— Чо надо, дядя? — спросила она хрипловатым прокуренным голосом. От неё тянуло дешёвым табаком и перегаром.

— Я о ребёнке поговорить хотел.

Она смотрела заинтересованно.

— Ничего спросить не хочешь?

— Хочу или не хочу, чо мне с того. Его тот доктор не забрал, да? Ну, гинеколог который. Я думала он его вырастит, человеком сделает. А он… Тьфу, как все.

— Марина, если ты мне поможешь, то есть напишешь отказ от ребёнка, я смогу его усыновить.

— Пофиг мне, дядя. Мальчонке и в детском доме всё лучше, чем мне.

В её словах было столько горечи, что Андрей Петрович поверил. Только чем он мог облегчить жизнь ей самой?

— Садись в машину, поговорим, может, и тебе помогу, чем смогу.

— Да мне хоть паспорт вернуть бы. А так ерунда. Синяки сойдут, и я снова красивой стану, только вот зубы не вырастут.

— Тебя избили? — спросил он сочувственно.

— Там это нормально. Я думала заработать, а они только бьют. Сначала клиенты, затем «мамка»… Потом как в зеркало глянешь, так на улицу выйти боязно с такой рожей, а желудок-то песни поёт. Ладно, лирика всё, добудешь паспорт — напишу отказ, если ты точно мальчишку себе заберёшь. Ты ж его, небось, и учить будешь? А я гордиться, что сын у меня в люди вышел. Ты не думай, дядя, я люблю его. Только со мной ему жизни не будет — или эти прибьют и не заметят, — она кивнула в сторону дома, — или, как они, забулдыгой станет.

Андрей Петрович понимал, что права девчонка, полностью права. И это тот самый случай, когда отказ от ребёнка малышу лишь во благо. Да и душа у Марины не очерствела. Если бы её саму вырвать из этой среды, может, и толк был бы.

— Говори свои данные и у кого твой паспорт. Я к тебе сюда приеду.

Она улыбнулась, передних верхних зубов у неё действительно не было.

— А денег дашь?

— Так ты сына своего всё-таки продать решила?

— Нет, сына я тебе так отдаю. Просто у тебя же есть бабки лишние, а мне кушать нечего. Вона машина какая, да и одет ты… Такие меня не снимали, а то, может, жила бы уже как королева. Я ж красивая. Не веришь? Я и даю хорошо, никто не жаловался. Хошь, и тебе дам?

— Марина, работать-то ты не пробовала?

— За копейки? А оно мне надо? Тот доктор тоже про работу говорил, глупый. Жду тебя с паспортом, дядя.

Андрей Петрович пообещал и сел в машину. И очень удивился, что Владимир за весь обратный путь не проронил ни слова. Высадил его с Надеждой Владимировной около дома Яра, пожелал хорошего вечера, попросил не опаздывать на регистрацию и поехал в клинику.

Утро пятницы началось с появления Нади. Яр даже проснуться не успел как следует, когда она буквально ворвалась в палату. Отца с ним в эту ночь не было, он занимался различными организационными вопросами, касающимися регистрации. И вообще, он устал от всего настолько, что сам попросил разрешения у сына эту ночь провести дома.

Надя же чуть не со слезами бросилась обнимать Яра. Потом отстранилась и прошептала:

— Ярка, милый, я так волнуюсь. — Она сделала круглые глаза, надулась, как маленькая девочка, а он прижал её, насколько мог, нашел мягкие губы, удивился вкусу клубники на них.

— Ты ела клубнику?

Она отстранилась и отрицательно помотала головой.

— Нет! Если бы я ела, я бы и тебе принесла. Да я вчера вечером губы в кровь искусала, а Даша дала помаду гигиеническую. Вот она клубникой и пахнет.

Яр снова прижал её к себе.

— А волнуешься чего? Замуж не хочешь? — спросил он, гладя её волосы.

Она вскинулась и стукнула его кулачком по левому плечу, несильно совсем, но он зажмурил глаза от боли. А она даже не заметила его реакции.

— Ты что?! Конечно хочу! Откуда такие вопросы, сам, небось, жениться раздумал?

— Нет, я не раздумал и совсем не волнуюсь. Папа сказал, что торжество в двенадцать. Придут две тётки из ЗАГСа и зафиксируют нас актом гражданского штампа. После чего мы с тобой будем штампованные, то есть женатые.