Д-дух, ударила наша тридцатьчетвёрка. Есть! Немецкий танк вздрогнул, выплюнул тёмное облачко и окутался дымным пламенем. А вот и ответ. Башня и корпус тридцатьчетвёрки вздрогнули сразу от трёх попаданий. Бр-р. Каково там мужикам внутри. Однако, похоже, нашим танкачам не понравилась роль мишени, и они принялись маневрировать. Короткая остановка. Д-дух. Есть попадание. Молодец Варик, бьет как на стрельбище.

От моста стеганули сдвоенные выстрелы зениток, через пять секунд ещё, потом ещё. Вот теперь пойдёт карусель! В ближайшие полчаса-час вероятность налёта нулевая. Вряд ли немецкие бомберы будут работать во время атаки своих войск. А нам сейчас важнее любой ценой отбрыкаться от танков.

Немцы приближались. 500 метров. 400. 300. Вот уже ударили немецкие танковые трёхдюймовки, их поддержали полевые батареи, и вспухли взрывы, наполнив воздух, сталью, пылью и дымом. Слева начали огрызаться наши пулемётыи подключились миномёты. Справа и слева хлопотали наши зенитки. Поле боя затянула дымная завеса. Взрывы рвали землю по всему рубежу, оглушающий грохот забил уши, на зубах заскрипела висящая в воздухе пыль.

200 метров. 100. Немецкая пехота пошла в атаку. Пулемёты неистовствали и захлёбывались от перегрева стволов. Слева хлопали миномёты, молотя по очереди, как колотушка сторожа. Наши пули перепутались с немецкими, пронизав воздух свинцовой сетью. И в том оглушающем шуме отчётливо выделялся характерный звонкий стук попаданий пуль и осколков по бойцам.

Я напряжённо вглядывался в поле, пытаясь сообразить, что к чему. Но какие к лешему соображения! Бой уже стал жить своей собственной жизнью и шёл по своим неписаным законам. Бросив ломать голову, я принялся вгонять пулю за пулей в мелькающие среди дыма серые фигурки, тихо бормоча под нос:

А на войне, как на войне:

Патроны, водка, махорка в цене,

А на войне нелегкий труд,

И сам стреляй, а то убьют.

А на войне, как на войне,

Подруга, вспомни обо мне.

А на войне неровен час,

А может мы, а может нас.

Лежащий неподалёку под склоном связист Курянин от нетерпения ерзал на месте, но, помня о моём запрете участвовать в пострелушках, крепко сжимал мешок с рацией. Подозвав взмахом руки, я прохрипел ему в ухо:

– Давай связь с Пилипенко!

– Пока не отвечают.

– Вашу ж машу! Если всё обойдётся, я покажу ему, «не отвечают».

– Товарищ командир, есть, Пилипенко!

– Кузьма Петрович, что у вас? Приём.

– Вышли на рубеж, – прохрипело в трубке, – минут через пять начнём. Здесь их, как грязи. Наши стрелки и пулемётчики уже начали.

– Давай, Кузьма Петрович, поторопись, а то нас тут крепко прижали. Конец связи. Курянин, связь с батареей Строгова.

– Есть связь.

– Лейтенант Строгов, ответьте командиру…

– Здесь Строгов.

– Что у тебя, Валентин.

– Уже на позиции. В двух километрах на дороге слева вижу движение. Похоже, колонна танков. Есть мотоциклы и броневики. Ваш бой тоже, как на ладони.

– Ставь два орудия в сторону дороги и четыре в поле. Врежь гадам во фланг, но и дорогу закупорь. Мало будет две пушки, ставь три, но дорогу закрой.

– Всё понял. Сейчас начнём.

Через пять минут ситуация резко изменилась. Получив бронебойный привет с фланга, немцы будто споткнулись. Справа тоже доносились хлёсткие хлопки сорокапяток. Тридцатьчетвёрка и зенитки поддали жару, и наступление немцев сразу забуксовало. Попавшие под фланговый удар танки пытались маневрировать, но подставляли борта нашим орудиям, вспыхивали и замирали неподвижными грудами железа.

Не будучи упёртыми дураками, немцы сообразили, что угодили в ловушку и, зло огрызаясь, начали отползать. Поредевшая немецкая пехота сначала залегла, потом поспешила за танками. Тридцатьчетвёрка продолжала лупить по пятящимся коробкам.

На нашу беду ветер дул с востока, прямиком на нас. Всё поле горело и дымилось, к тому же вдали тоже поднимались столбы чёрного дыма. Там на самом виднокрае в плотной дымной мути, широко накрывшей горизонт, виднелись отдельные вспышки. От наплывающих волн чадной вони к горлу подкатывала удушливая тошнота, и тогда я припадал к земле, пытаясь втянуть хоть немного чистого воздуха.

– Лёха! – кое-как отдышавшись, крикнул я Бале, – сбегай к зенитчикам и к Дашкам (так у нас называли ДШК). Пусть готовятся к налёту. Бегом!

Немцы скрылись за дымной завесой, и стрельба прекратилась, но со стороны батареи Строгова всё ещё раздавались редкие орудийные выстрелы. Справа тоже нехило дымило, но и там бой угасал. И только теперь стал слышен отдалённый грохот канонады и взрывов.

– Курянин, связь со Строговым!

– Есть связь.

– Командир беспокоит. Как дела, Валентин?

– Дорогу закупорили. Эти гады четыре пушки подбили, две осталось. Пару в полку можно починить, а две в хлам. Но и немцы огребли по самые помидоры, кто горит, кто так сдох. На дороге из десяти только две «четвёрки» назад уползли. В поле пока не считал.