Шрифт:
– Так праздник же!
– Это только у тех, кто вел себя хорошо - праздник. А кто мудак, у того - штраф за распитие.
Недовольно бубня, стягивают пацана. Спрыгиваю следом.
– В машину быстро, на заднее, - киваю ему на свою тачку. Пока будем ждать наряд околеет в конец.
Покупаю пару стаканов кофе, Маше - с "зефирками". Сажусь за руль.
Василий уже сидит в Машиных варежках. Она опустила сиденье и трет его кисть, лежащую на колене одной рукой. Вторая пристегнута к рулю.
– Надо растереть... Варежки шерстяные. Кровообращение наладится, - сюсюкается она с ним.
– Ничего не обрежут... Я тоже в детстве обмораживала.
– Кто бы сомневался...
– фыркаю я.
Ревниво смотрю на происходящее. На вид он примерно ее ровесник...
– Маш.
Разворачивается. Молча протягиваю ей кофе. Свой, так и быть, отдаю болезному - отогреваться. Отстегивают ее руку, убирая наручники в карман. Выезжаю на дорогу, параллельно отзваниваясь Айдарову, что с нарядом отбой. Клиента сам везу в травмпункт.
Маша протягивает мне свой кофе. Делаю несколько глотков и отдаю обратно. У кофе привкус детской жвачки.
– Так и быть, я прощаю Вам наручники. Вы снова мой герой, Михаил!
– улыбаясь изрекает пафосно Маша.
– Ах, оставьте!
– со смехом фыркаю я.
– Восхищение принимается только поцелуями!
– Легко!
Неожиданно впечатывается в мою небритую щеку, опираясь рукой на бедро. Прямо на повороте! Ее кисть нечаянно съезжает высоко мне в пах. И я от внезапности всего происходящего чуть не вылетаю в сугроб на обочине. Выкручиваю руль, выжимая тормоза.
Взвизгивая от маневров, Маша еще ощутимое вцепляется в моё бедро до искр в глазах. Нос тачки немного таки въезжает в сугроб. Кофе от рывка резкого торможения выплескивается из стаканов. На сиденья и мои джинсы.
Замерев, я в шоке оглядываю беспредел... Перевожу на эту зажмурившуюся заразу разъяренный взгляд.
– Маша!!... Беги, твою мать!...
Глава 7 - С новым годом!
Сладко-липкая, мгновенно остывшая жидкость темным пятном расплылась по штанине. С отвращением отрываю прилипающую к коленке ткань. Второе пятно чуть выше...
Наклоняясь над вредительницей, луплю по бардачку, чтобы открыть. Не глядя сгребаю в охапку с десяток салфеток. И разъярённо хлопаю бардачком, чтобы закрыть.
Вредительница вздрагивает.
– Всё же просто, Мария! То, что делать не надо - не делаешь, а то, что сделать нужно - делаешь! Элементарно! И никакого геморроя окружающим.
– Давай я помогу...
– пытается забрать у меня салфетки.
– Обойдусь!
– Ну вообще, да, - становится строгим её взгляд.
– Чего?!
– Спасибо, Михаил, Вам.
– В смысле?
– В прямом. Извините за геморрой.
– С зефирками...
– зло передразниваю я, промокая липкие противные пятна.
Боковым зрением наблюдаю, как Маша выскальзывает из машины.
– Стой!
Мой голос заглушает звук хлопнувшей двери. С раздражением закатываю глаза.
Ах, эти юные феи с тонкой психикой! Порычать уже нельзя. Неужели не понятно, что если уж выбесила, то я рычу, а ты смиренно терпишь. Минут пять. Потом я сам извиняюсь.
Не оборачиваясь уверенно шагает вперед. То есть, теперь я еще и побегать за тобой должен в мокрых штанах? А мне этого делать не хочется!
Замирая, смотрю ей вслед через лобовое.
Иди-иди... Вот... не люблю тебя больше!
Не люблю секунд еще тридцать, пока ее силуэт не исчезает среди толпы в направлении площади, где я снял с ёлки болезного. Психуя, бросаю салфетки в ноги. Без шапки и варежек пошлёпала... Один отмороженный у меня уже есть. Через часик еще один будет? Одна.
Нахрен ты её, Медведь, из обезьянника то вытащил. Хорошо же сидела! В тепле, сладким кофе не плескалась и под поезда не прыгала. Нет... вытащил, обратно хрен засунешь!
Чего сидишь? Иди! Свернёт же сейчас куда-нибудь, будешь потом полночи искать.
– Товарищ полицейский... мне бы в травмпункт.
– Тебе варежки шерстяные выдали?
– Выдали...
– Три свои лапы. Сиди грейся. Я скоро.
Накидываю капюшон, выхожу из тачки. С рычанием хлопаю дверью. И сам сжимаюсь от того, как дрожат в двери стекла.