Несколько раз ей попадались закрытые магазины с выцветшими вывесками и железными дверями. Малоквартирные дома и девятиэтажные панельки с подъездами, пропахшими мочой, тянулись кварталами к фабрике. Те дворы, где на редких еще не сломанных лавочках сидел праздный народ в подпитии, она обходила стороной.

Диане нравилось гулять ночью, хоть Лакхаузен и выглядел не так как Дерри.

Шумные места остались за спиной, и девушка вытащила из куртки плеер и погрузилась в свой внутренний мир, наслаждаясь собственным к нему саундтреком.

Городская больница и фабрика были единственными зданиями с подсветкой в городе, и стояли они друг напротив друга через небольшой сквер, больше похожий на беспорядочно растущий подлесок с парой лавочек. Подрагивая от жажды, Диана отпила из уже почти пустой бутылки, которую открыла час назад, но вода уже не глушила охотничий инстинкт, и ей нехотя пришлось присесть на скамейку в сквере.

Среди стрекотания сверчков, где-то ухала сова. Закрыв глаза, девушка втянула носом воздух и попыталась разобрать его на ноты: на больничном крыльце остался сигаретный дымок, от асфальта пахло жженой резиной, из сточной трубы шел смрад городской канализации, разбавленный вчерашним дождем.

Среди всех этих запахов она сосредоточилась на одном. Едва уловимый аромат с металлическим послевкусием вел на задворки фабрики, где за высокими воротами ржавело устаревшее оборудование.

Бесшумно прокравшись внутрь через лазейку под воротами, Диана притаилась в тени и выключила плеер. Трое мальчишек, еще школьников, рыскали по ржавой свалке в темноте и с ними была девочка того же возраста.

От старой кирпичной стены на заднем дворе крошкой откалывался кирпич за кирпичом, а торец был облицован новыми пластиковыми панелями, нарушая изящный архитектурный стиль. Вероятно, это и была самая старая часть Лакхаузена.

— Этот похож на броню от танка. — Проговорил один, схватившись за грязный оранжево-коричневый лист.

— Не было здесь танков. Только конвейер для производства патронов.

— Даже если вам и удастся сделать пулю, ею еще надо из чего-то стрелять. А пистолет как делать будете? — Один из них был самым рассудительным и собирал только проволоку.

— А мы возьмем травмат у Жанниного батьки. — Ответил первый. Он скинул рюкзак на землю у стены и, вытащив баллончик с краской, взболтал его с характерным звуком.

— Ага, чтобы он мне голову оторвал? — Подала голос девочка. — Я уже десять раз пожалела, что вам его показала. Вы моего отца не знаете, он, когда его вещи трогают, башку открутит и голыми руками.

На светлой стене появилась кривая объемная буква Т зеленой краской, а затем к ней добавилась и Y.

— Дай мне, — другой мальчик выхватил из рюкзака второй баллон и добавил внизу "лох".

— Сам ты лох, Бусик. Дай сюда! Только краску тратишь…

— А слабо написать свое имя? Чтобы все знали, что здесь был ты. Как неуловимый на охраняемом объекте. По стелсу вошел и вышел.

— А потом домой к тебе придут… — Прекратила перебранку девочка, оглядываясь. — Или ночью придут.

— Да им пофиг, лишь бы кровь сдавали вовремя. — Храбрец подошел к стене и добавил над словом "лох" ещё и "сид".

— Это было очень глупо. — Резко выступила из темноты Диана, и мальчишки испуганно побросав баллоны с криками бросились наутек. Только Жанна осталась сидеть на месте, парализованная страхом. — Но еще глупее было приходить сюда сегодня ночью. Встань!

Девчонка подскочила, как ударенная, и Диана не в силах бороться с собой подошла ближе и приблизилась лицом к ее шее. Клыки саднили, а в голове стучал ускоряющийся ритм сердца жертвы. Это было похоже на биполярное расстройство. Подсознание хотело исполосовать на ремни эту нежную кожу и выкачать из нее живительный багровый нектар, а сознание отчаянно сопротивлялось самому акту каннибализма.

— Узнаю, что портите стены, найду по одному, вытащу из ваших теплых постелек за горло и сожру. А теперь домой. Быстро! — Отчитала девочку Диана, сражаясь с собой. — И не оглядывайся.

Топот убегающих ног стих, а Диана все стояла, прикусив до крови нижнюю губу. Ругая себя, она наклонилась к брошенному на землю баллончику с краской и, подняв его, широким прямоугольником заштриховала имя Сида.

"Лучше бы им не дразнить зверя. Рюкзак потом сброшу возле школы". — Про себя подумала Диана, чувствуя как превращается в старуху от мысли, что она-то никогда не была такой в детстве. Город, в котором дети предоставлены сами себе и своей свободной от морали и нравственности фантазии, это плохая среда для молодежи.

Вспоминая, как в этом возрасте Диана проводила вечера с родителями, играя в монополию и дженгу, она стала понимать, что легкий труд родителей сильно повлиял на ее воспитание. Она никогда не видела отца или мать смертельно уставшими или засыпавшими на ногах до последнего времени.

Закинув рюкзак за спину, девушка в накатывающей волнами голодной депрессии побрела за ворота в лес, начинавшийся за пустырем позади здания фабрики. Высокие сосны плотной стеной окружали Лакхаузен, и где-то слева Диана чуяла запахи шоссе. Но сейчас ее манило другое.