– Испугалась красавица глаз твоих колдунских! – захохотал ехавший рядом Яшка Бусый. – Один карий, другой травяной! Как бы не сглазил боярыню.

Криво улыбнувшись, Егор оглянулся на дом, на сани, запряжённые парой гнедых лошадей, выезжающие из ворот.

Да, ворота новые, старых-то нет.

Пятнадцать лет назад, в тот злой Разгуляй, ночью ворвались во двор десятка два опричников. Тесовые ворота прорубили топорами вмиг, снесли засовы и принялись копья, да поленья с чурками в окна метать. Егор, тринадцатилетний паренек, вскочил с постели, и тут стёкла в двойной раме разлетелись, и в комнату влетело копьё с погнутым наконечником. Внизу загремели и заухали.

Сквозь разбитое окно потянуло морозом, но Егор подбежал к нему – глянуть, кто там, что там.

Посреди двора на вороном с серебристой гривой коне гарцевал главный московский чёрт – любимый царский опричник. Приехал мстить за брата, убитого нынче Степаном Парамоновичем на льду Москва-реки. Факела мотаются в руках государевых людей, те кричат, улюлюкают.

Не раздумывая, Егор бросился в двери, вниз, ко входу. Там уже стоял средний брат Калашников – Кирила, в руке сабля, рядом два приказчика с топорами.

– Егор! – обернулся Кирила. – Беги, спасай Алёну с дочкой! Уводи их из дома!

Двери затрещали, в них снаружи били бревном. Егор переступил на месте, напряжённо глядя на брата, ему хотелось схватки.

– Беги! – крикнул Кирила. – Скорее!

Как стриж чёрной молнией носится над рекой, чертя неуловимые глазу зигзаги, так и Егор стремительно проскочил по тёмным переходам и лесенкам дома. В один миг он добежал к опочивальне Алёны Дмитриевны. Та распахнула двери, одетая в шубу соболиную, на голове пуховый платок.

– Накинь на себя одёжу! – быстро сказала овдовевшая сегодня купчиха. – Убежим задним ходом.

Егор вернулся к себе, натянул толстые штаны, чулки вязаные, валенки, шубейку свою, шапку новую из куницы. Замешкался, вспомнил, что Кирила вечером положил ему в сундук ключи от лавки. Откинул крышку сундука, взял их с собой. С гвоздика над сундуком снял гайтан с тяжёлым медным крестом, остался от старшего брата. Тускло-багровый щербатый камешек в ногах Иисуса на кресте вдруг блеснул тревожным отсветом от факелов за окном. Гайтан на шею, крест за пазуху.

Внизу уже слышен рёв – опричники выломали дверь, лязгают сабли, кто-то воет.

На столе в спальне свечка горит, Алёна Дмитриевна копается в своих шкатулках, что-то быстро кладёт в кошель, сверкнули синие и красные огоньки на серьгах, что старший брат прислал. На кровати свёрток с откинутым краешком, глянул Егор, племянница годовалая Мариночка, спит, посапывает.

– Бежим! – Алёна подбежала к кровати, хотела дочку схватить. Да вдруг крики, шум совсем рядом, кто-то упал, вопит. Свет факела заметался по коридорчику. Застыл Егор, только ключи тяжелущие, кованые, в руке сжимает.

Купчиха повернулась, к дверям открытым кинулась. И сразу же назад отлетела, на пол легла с разрубленным лицом.

В левой руке факел, в правой сабля. В спальню зашёл главный московский чёрт, царёв любимчик Бельский Богдан.

– Сдохла, ведьма! – заверещал он. – Брата моего погубила, так и сама сгинь!

Егор от него сбоку стоял; даже не думая ни о чём, размахнулся и со всей силы ключами по опричной морде заехал. Видно, крепко пришлось, силой бог не оделил братьев Калашниковых – рухнул Бельский, только сабля звякнула. Прямо на факел упал, и загасил его.

Алёна Дмитриевна не дышит уже. Схватил Егор племянницу, ключи за пазуху сунул, увидел на полу кошель купчихи, к ключам его отправил, и побежал к заднему входу, к дверям на огород.

Откуда-то выскочил Максим, Алёны Дмитриевны младший брат.

– Где сестра? – крикнул он.

– За мной беги, – негромко прохрипел Егор. – Опричники всех убивают.

Максимке семь лет, совсем маленький, испугался.

– За мной, – снова тихонько сказал Егор. Максимка и побежал, он уже одетый был, видать, сестра успела ему сказать.

По всему дому опричники бегают, нашли Бельского, завыли.

Егор хотел через баню уйти, но там уже кто-то копошился. Смогли они через окно во двор вылезти. Коновод держит вороного с серебряной гривой, сам на дом глядит. Егор племянницу Максимке сунул, сам, как рысь прыгнул, ключами по голове оглоушил опричника.

Вскоре вороной вынесся из разломанных ворот и рысью к лавкам купеческим понёсся. В седле Егор, в одной руке поводья, в другой Маринка, за спиной Максим, вцепился ему в шубу.