— Не знаю, — пожал плечами обвиняемый. — Просто вдруг так захотелось. Ведь все же было нормально. Да Беатрис сама бы за Райнера выскочила, и все, он король, а она так, рядом с короной на голове. Все равно же в политике не разбирается. А тут раз и вытащили еще одного наследничка. Вот я и решил, была — ни была, помогу.

— И тот факт, что лорд Хайдрих должен жениться на девушке из народа, вас не остановил?

— Я думал, что не станет этого парня, они с Беатрис тайно поженятся и все, больше никто ничего не сделает.

Судья только вздохнул. Лорд Краузе был или непроходимо глуп, или настолько уверен в себе и правильности своих суждений, что говорить с ним смысла не имело. Он просто так решил. Что ж, осталось только подписать приговор.

Легкий росчерк пера по бумаге, следом стук молотка.

— Лорд Краузе, согласно воле короля Митариса за покушение на наследника престола принца Даниеля вы лишаетесь дворянства и всего своего имущества, а также приговариваетесь к смерти через повешенье. Приговор вступает в силу, права на обжалование не имеет и будет приведен в исполнение послезавтра. Обдумайте ваше последнее желание.

Провозгласив это, судья поднялся и покинул зал. В спину ему донеслось, что он не имеет право, и что за такое преступление лорда могут приговорить только к каторге и то на срок не более пяти лет. Даже тут обвиняемый сам придумал себе наказание и сроки, которые он должен будет отбывать.

— Приговор оглашен, — с поклоном сообщил он Митарису, ожидавшему итогов в комнате для совещаний. — Лорд Краузе не отдавал себе отчета, что он чуть не совершил. Более того, он почему-то решил, что отделается каторгой за убийство вашего сына.

— Этот человек излишне самонадеян, более того, он не хочет понимать, что есть какие-то законы, по которым живут окружающие. Судя по тем справкам, что навели мои люди, лорд Краузе умудрился разругаться со всей родней, потому что они не хотят помогать ему ни финансово, ни с воплощением его многочисленных прожектов. А количество доносов, которые он настрочил на своих знакомых и близких поражает воображение. Причем в них ни единого слова правды, дознаватели проверяли каждую бумажку. Если вдруг вас гложет совесть, подумайте, сколько человек выдохнет со смертью такого родственника.

Судья покачал головой.

— Ваше величество, меня давно перестала мучить совесть, поскольку я выношу приговоры или по чьему-либо предписанию, либо, если нет иной воли, по справедливости. Скорее я продолжаю поражаться людям, которые считают, что убийство знатного лица может сойти им с рук. Я поражаюсь наглости отдельных людей. Потому что, во истину, это наглость, поднять руку на члена королевской семьи, и думать, что за это он понесет такое же наказание, как если бы он совершил кражу из казны. Даже за убийство обычного человека у нас приговаривают к двадцати годам каторжных работ.

— Вы все еще слишком хорошего мнения о людях, — хмыкнул Митарис, — либо вы слишком осторожны, поскольку я — тот еще образчик законопослушания и нравственности.

— Вы — король, ваше величество, — вновь поклонился судья, — на вас распространяются иные законы. А приговоры выносят потомки спустя десятилетия после вашей смерти. Не мне вас судить, не мне выносить приговор, мое дело лишь исполнять ваши приказания.

— А если я сейчас прикажу тебе казнить человека, который украл хлеб, чтобы накормить детей? — Митарис взял одну из папок со стола.

— Если ваше величество примет такой закон, я вынужден буду так поступить, — вздохнул судья.

Правитель вернул бумаги обратно, поднялся и, молча, покинул помещение. Спроси он подобное у той же Беатрис, чьих любовников по именам знали даже в квартале бедняков, она бы подняла вопрос о том, как улучшить положение человека, вынужденного пойти на кражу, принялась разбираться, что подвигло его на такой поступок. Дочь тирана и самодура имела на все свое мнение. И уж точно ни за что бы не стала покорно опускать голову и произносить «Как будет угодно вашему величеству». Или он слишком всех запугал, или эти люди не хотят брать на себя каплю ответственности, делают все точно по бумажке, а совесть их спокойно спит, потому что они поступили как надо, как написано.

— Ваше величество, все в порядке? — приблизился к нему лорд Гайер.

— Не знаю, Карл, — признался он. — Видимо, старость подступает. Не хочется уже никого казнить, карать, хочется думать, как помочь, облегчить участь.

— Невозможно все время казнить и карать, если это не приносит удовольствия. Император Камрус был безумен, ему доставляли удовольствие пытки, издевательства, казни. Вы пытаетесь править жестко, иной раз жестоко, но вы справедливый правитель, ваше величество. Возможно, мои слова вам не понравятся, иной раз вы перегибаете палку. И были случаи, когда можно было обойтись более мягким наказанием, как вы поступили с тем же Райнером Хайдрихом. Но мне сложно сказать, что в ваше правление людям стало жить тяжелее. Некоторые законы, хоть они и кажутся жестокими, на самом деле работают и приносят пользу. Что поделать, иногда надо запугать человека, чтобы он поступал как должно, а не как хочется.