Недалеко от меланхолической крепости Жу лежит меланхолическое местечко Понтарлье, где узнику, на честное слово, позволяется иногда гулять. В этом местечке находится дом некоего Монье, с которым и связано событие, рассказываемое нами. О семидесятипятилетнем старике Монье, президенте суда, нам придется говорить меньше, чем о его жене Софии Монье (урожденной де Роже, из Дижона), которой едва только минуло девятнадцать лет. Но вот уже четыре года, как эта достойная, героически-несчастная женщина замужем за дряхлым стариком. Какая проклятая шутка судьбы соединила весну с зимой! Таков здесь обычай, добрый читатель, следуя которому натуралист Бюффон, будучи шестидесяти трех лет, изъездил всю Францию, отыскивая молодую жену, и наконец нашел ее, – и она действительно была известна под именем жены Бюффона, но только впоследствии свела знакомство с Филиппом Egalite. София де Руже любила умных мужчин, но с тем условием, чтоб они не были чересчур преклонных лет, а между тем на нежелание ее вступить в брак со стариком ей постоянно предлагали вопрос: не желает ли она в таком случае идти в монастырь? Родители ее были строго благочестивые, крайне тщеславные и бедные люди, а несчастная героиня, вероятно, принадлежала к породе свободомыслительниц. В это время старик Монье, «поссорившись со своей дочерью», приезжает в Понтарлье с мешками золота, брачным контрактом и намерением скоро умереть. Таким образом, слагается старая, грустная повесть, которую нередко воспевали и в прозе и в стихах.

Теперь представьте себе, какое действие произвело пламенное красноречие Мирабо в этом скучном семействе, как осуществились мечты молодой женщины при виде этого пылкого, хотя и безобразного мужчины и как сам Монье, внимая его красноречию, вновь ожил и помолодел! Мирабо, уже по прежним, знакомым ему признакам, чувствовал, что сладкое, роковое чувство закралось ему в сердце, – чувство, которое старика мужа и жену и его самого приведет только к черту. Испуганный этим предчувствием, он написал своей жене и просил ее, ради Бога, приехать к нему. Может быть, при «виде своего долга» он будет тверже, а пока постарается избегать Понтарлье. Жена отвечала «холодным письмом», намекавшим довольно прозрачно, что он не в своем уме, и Мирабо с этих пор перестает избегать Понтарлье, где все-таки слаще совиного гнезда. Он чаще и чаще появляется там, встречи делаются нежнее и нежнее, и таким образом!..

Старик Монье не замечал или по крайней мере показывал, что не замечает. Но не таков был комендант крепости Жу. Находясь хотя и на дружеской ноге со своим узником, он, по словам Мирабо, «сам имел виды на Софию; он был старше меня сорока или сорока пятью годами, его безобразие не уступало моему, но на моей стороне было преимущество – я был честный человек».

Ревнивый комендант письмом предостерегает Монье, а сам между тем, под пустым предлогом, приказывает Мирабо ограничить свою прогулку только четырьмя стенами Жу. Узник не хочет знать подобного распоряжения, изливает свое негодование в письме к коменданту и отправляется в Швейцарию, лежащую в нескольких милях от крепости, а дня через два (в январе 1776 года) тайком пробирается снова в Понтарлье. Происходит скандал. София Монье резко протестует против упреков, признается мужу в своей любви к Габриелю Оноре, отстаивает свое право любить его и продолжает любить. Ее увозят к родителям в Дижон, Габриель тайно следует за ней.

Непрерывная цепь скандалов тянется всю зиму, весну и лето. Являются слезы, угрозы, происходят тайные свидания, громкие признания, лелеются робкие надежды. Некоторые коменданты «сквозь пальцы» смотрят на выходки гордого узника, но есть один комендант – маркиз Мирабо, который, сидя в замке Биньон, спокойно кует свои громовые стрелы.

«Я очень доволен, – говорит он, – что приобрел Мон-Сен-Мишель в Нормандии, и полагаю, что это надежная тюрьма. Во-первых, на этой горе находится укрепленный замок, а во-вторых – ее окружает стена, за которою тянутся непроходимые пески, так что нужно брать проводника, чтоб окончательно не завязнуть в них». Вот высится эта крутая гора, гора скорби, – из нее только вид на соленое море, – здесь царство отчаяния. Беги, Габриель, а ты, бедная София, воротись в Понтарлье, потому что монастырские стены суровы…

Габриель бежит, а с ним бежит и его сестра Кабри и ее Бриансон в эполетах. Те, собственно, бегут из своих интересов, чтоб укрыться в Юго-Западной Франции. Маркиз Мирабо, все еще помышляя о Мон-Сен-Мишель и ее песках, выбирает лучшего полицейского сыщика Брюньера и его товарища, снимает с них намордник и кричит: «Ищи!»

Так как человек существо такого рода, что с величайшею готовностью охотится за другими людьми и постоянно интересуется охотой, то мы полагаем не лишним представить здесь небольшой очерк охоты за людьми, происходившей в Юго-Западной Франции. Для составления этого очерка, к нашему необыкновенному счастью, уцелел письменный, довольно безграмотный отчет, который, по всей вероятности, посылался распорядителем этой травли главному охотнику, зорко следившему из своего далека за всеми его действиями. Не всякий день случается травить такого зверя, как Габриель Оноре, не всякий день встречаются охотники, подобные маркизу Мирабо, или имеются под рукою гончие, умеющие, хотя и безграмотно, излагать свой взгляд на дело.

«Приехав в Дижон, я отправился к президентше Руффе, чтоб собрать кое-какие сведения. Она сообщила мне, что в городе проживает некий шевалье де Макон, офицер, состоящий на половинном жалованье, друг и доверенный Мирабо и который лучше всех сумеет указать мне, где он». Затем Брюньер останавливается в той же гостинице, где живет Макон, находит случай с ним познакомиться, подделывается под его вкусы, посещает с ним вместе фехтовальные залы, бильярды и тому подобные места.

«Когда мы приехали в Женеву, то узнали, что Мирабо был здесь 5 июня. Отсюда он отправился в Савойю. К нему являлись две женщины, одетые в мужское платье, и он вместе с ними поехал в Шамбери, а оттуда через Турин. В Савойе мы не могли узнать, куда они направили свой путь», – так скрытно ведут они свое дело. «После трехдневных и невероятных усилий мы наконец отыскали человека, возившего их. Он сообщил, что они отправились снова в Женеву; мы спешим с полною надеждою найти их там». Но надежда эта так же обманула их, как и прежде.

«Кроме того, в Женеве мы узнали, что Мирабо и его товарищи, хотя вооруженные совершенными контрабандистами, купили себе еще пистолеты и даже охотничий нож с пистолетом вместо рукоятки. Беглецы избирают дьявольские дороги. Следуя за ними, мы приезжаем в Лион, куда они пробрались самым хитрым способом, так что нам стоит неимоверных усилий, чтобы по крайней мере напасть на их след. Случай помог нам наткнуться на одного человека, по имени Сен-Жан, преданного слугу г-жи Кабри. Когда Мирабо с Бриансоном, которого я считаю негодяем, уехал отсюда, то сказал Сен-Жану, что они отправляются в Лорг, в Прованс, на родину Бриансона, откуда Бриансон проводит Мирабо до Ниццы, а тот сядет на корабль и постарается добраться до Женевы, где проживет с месяц.

Следуя этим путем за Мирабо, поплывшим из Лиона по Роне, мы приехали в Авиньон. Здесь мы узнали, что он взял почтовых лошадей, которым и велел дожидаться в полмили от города. Он снова купил здесь пару пистолетов и, наняв закрытый экипаж, проехал через Авиньон и сдал письма на почту. Это происходило в сумерки; в то время была ярмарка, экипаж его затерялся в толпе, и нам не было никакой возможности уследить за ним… Почтенный адвокат Марсо много помог нам в этом деле: он познакомил нас с Бриансоном, и нам удалось с ним даже поужинать. Мы выдали себя за путешественников, лионских купцов, ехавших в Женеву и Италию, и таким образом развязали язык Бриансону…