В лучшем случае. Вот именно. Но Джеррисы считают, что их удел на земле — лишь лучшие случаи.

— Вам не интересно? У вас рассеянный взгляд.

— Я слушаю с упоением, сэр.

— Не надо преувеличивать, мальчик. Требуется только, чтобы вы поняли... Я не зачеркиваю, конечно, некоторых попыток... по-новому подойти к проблеме. В Кэмп Дэтрике — кстати, это у вас в Мэриленде — несколько ученых крабов просиживают штаны, решая задачи биологической войны. Ведутся работы с насекомыми, микробами и вирусами. Кое-что сделано. Но кардинального решения — нет! А ведь подумайте, что это сулит, Вестон, — на миллионах акров неведомая болезнь с быстротой пожара уничтожает посевы; голод выступает как наш союзник, ослабленный противник не в силах сопротивляться, и мы вступаем на территории, которые очень легко могут быть снова пущены в хозяйственный оборот...

Необыкновенно изящно изложена суть дела. Нет, моему старику так не суметь, хотя они и учились в одном колледже.

— И главное, можно обойтись без объявления войны. Маленькая диверсия... никто не догадывается, откуда нанесен удар... паника... соболезнования с нашей стороны... Нам ничто не грозит... Вы улавливаете?

Разумеется.

— И... поняли, почему я начал этот разговор именно с вами?

— Пока еще нет.

Полковник Джеррис торжественно указал вниз, в лощину, где переливалась на солнце пронзительно-зеленая листва:

— Вот!

Так, должно быть, выглядел Наполеон, бросив свою фразу о сорока веках и пирамидах. Боже, лишь бы не дергалось веко. Надо выслушать все до конца.

— Представьте себе: один из туристов теряет где-то в тайге или на целине крошечный росток шоколадного цвета... Кругом безлюдье. Проходят недели... месяцы, прежде чем кто-то замечает победное шествие Старого Дика. А через месяц он будет неудержим, как чума в средние века! Его жгут — а он растет, его корчуют — а он множится. И не забывайте о возможных несчастных случаях с людьми, животными, о таинственной смерти, окруженной ореолом ужаса. Ваш козленок погиб не зря. Мы его еще сделаем национальным героем, ха-ха!

Христианский бог, бог любви, как же ты можешь вложить такую ненависть в свое создание? От нее каменеет каждый мускул, и нечем дышать... Такую ненависть — и такое бессилие? Ведь он, этот пожилой здоровяк с прозрачными глазами, сделает все, как задумал. Его не направят в санаторий для нервнобольных, как того собирателя бабочек. У него найдутся сторонники и покровители. Возможность несчастных случаев будет одним из убедительных аргументов!

— Вы уже сообщали кому-нибудь о своих планах, сэр?

— О, нет! Обо всем знаем только мы с вами. Солдатам приказано: «Убрать болтовню!» Слишком много поваров портят похлебку. Но не думайте, что ваши заслуги кто-либо умалит! Именно вы привлекли мое внимание к «Старине Дику», и я этого никогда не забуду!

...И я тоже. Я буду вспоминать об этом всякий раз, когда услышу о несчастных случаях. Должно быть, первыми попадутся дети. Кидди кричал, как ребенок, — будет легко себе представить. И никакой войны... Как просто.

— Это сулит вам многое, Гордон. И в служебной карьере, и в другом...

— Я понимаю. Я тоже смогу купить «Импалу», сэр.

— О, «Импала»! Я забыл сказать вам самое главное: подножку освещает маленькая лампочка, она ни за что не даст вам упасть!..

Она не даст вам упасть. Она не даст. Вам. Упасть.

...Ненависть, укрепи мою руку!

Знаменитый апперкот — и с шумом рушится тяжелое тело.

Туда, в зеленый блеск и шоколадно-лиловое тугое сплетенье ветвей.

Я думал, что он будет кричать громче. И дольше. Тишина. Сизая трава шелестит на ветру.

...Гордон Вестон сел на траву. Надо было подождать, пока «Старина Дик» выкинет мундир и прочее.

— Я напишу, что был единственный несчастный случай, — подумал он и потрогал правое веко. Веко не дергалось.

Плохое место. Заклятое.

Страшное место — Яман-Коя.

Ветер облизывает каменные ребра горы. Лысое ее темя сверкает на солнце. Сотней черных провалов-глазниц смотрит Яман-Коя на человека. А самый большой провал — трехзубый рот: два кривых зуба торчат внизу, один угрожает сверху.

Справа прихлынули к подножью горы круглые сероватые глыбы. Одна к другой, словно бараны, теснятся. Поодаль белый валун — точь-в-точь собака, стерегущая стадо. Кой-Тош — это Бараний Камень.

Все тут — живое. Притаилось только.

Ждет чего-то в зачарованной тишине.

Бакиджана ждет — а ну, войди, войди-ка, удалец! Каменные челюсти — лязг! — за спиной. И отрежут белый свет...

Была бы нужда лезть в черное чрево горы. А то ведь — смешно сказать — с девчонкой заспорил. И с какой! Именно с той, соседской дочкой, Зебихон, с кем и связываться не стоит...