10

А. Авторханов «Загадка смерти Сталина». Франкфурт-на-Майне, Посев, 1976.

11

Дело в том, что третьим гарантом безопасности Франции в Версальском договоре были Соединенные Штаты Америки, но поскольку Конгресс США не поддержал политика президента Вильсона и принял политику изоляционизма, Англия не считала после этого себя обязанной односторонне выступать защитником Франции и отговорила Францию противостоять германской акции.

12

Цит. по: Такер, Роберт Указ, соч., с. 503.

13

Такер, Роберт Указ, соч., с. 623.

Глава 21. «Дружба» великих и установление коммунистических режимов в послевоенной Европе

«Эта война не такая, как в прошлом: кто оккупирует территорию, тот распространяет и свою социальную систему до тех пределов, до каких дойдет армия. Никак не иначе». Инструкция Сталина Тито, апрель 1945[1]

402

Накануне Второй мировой войны все стороны старались перехитрить друг друга. Англо-французская делегация вела вялые переговоры с советским правительством о совместном оборонительном союзе, не прекращая оглядываться на Гитлера, и на Западе носилась мысль натравить его на СССР. К тому же делегация, посланная в августе в Москву на переговоры, состояла не из первых лиц своих правительств; они не были уполномочены принимать конкретные решения и окончательные соглашения со Сталиным о четырехстороннем союзе (Англия, Франция, СССР и Польша), в то время как Молотов настаивал на конкретном союзе с конкретными союзными обязательствами и с правом транзита советских войск через польскую и румынскую территории, на что ни поляки, ни румыны не соглашались по вполне понятным причинам: можно ли доверять Сталину, что он под видом транзита не слопает эти страны — ведь, хотя и чисто формально, но все еще существовал Коминтерн, и официальной целью советского государства все

403

еще была мировая революция! В частности, Молотов настаивал на получении от западных союзников права на создание советских военных и морских баз в прибалтийских республиках, на что западные делегаты отвечали, что они не вправе распоряжаться территориями независимых государств[2]. Отсутствие энтузиазма у западных демократий в отношении союза с таким тоталитарным монстром, как Сталин, было вполне понятно. Не менее понятной и логичной была и мечта многих натравить эти кровавые диктатуры друг на друга в надежде, что обе в этой схватке рухнут.

Сталин в душе предпочитал договориться с Гитлером, а не с Англией и Францией, — этому есть много косвенных подтверждений. Мы уже упоминали демарши Сталина и Гитлера в сторону взаимного сближения, в том числе и кадровые перемещения в Наркомате иностранных дел. Явно это делалось в угоду воинствующему антисемиту Гитлеру. И, по сообщениям советского посольства из Берлина, немцы были очень довольны этой кадровой переменой. Наконец следует участь, что, хотя прилет Риббентропа на переговоры в Москву 23 августа пришелся на последние дни пребывания западных союзников, немецкая делегация оповещалась о содержании переговоров с англо-французской делегацией, чтобы этим давить на немцев в пользу договора с Советским Союзом, в то время как англо-французская делегация пребывала в неведении относительно переговоров с Германией. Неопределенность поведения Англии и Франции могла лишний раз убедить Сталина в ненадежности демократий в качестве союзников. Несерьезность их намерений подтверждалась еще и тем, что они прибыли в СССР неспешным морским путем и таким же путем возвращались восвояси, что было больше похоже на развлекательное путешествие, чем на деловые переговоры в канун почти всемирного пожарища. В отличие от западных союзников Риббентроп прилетел на самолете 23 августа, через трое суток после телеграммы Сталину от Гитлера с предложением прибытия Риббентропа в Москву не

404

позже 23 августа. Тут Сталин мог убедиться в серьезности гитлеровских намерений. А в положительности Гитлера Сталин был убежден по крайней мере с «ночи длинных ножей» 1934 года. Отдавая Гитлеру должное, он не мог допустить и мысли, что тот пойдет на войну на два фронта. Следовательно, Сталин сможет сохранять нейтралитет в схватке между Гитлером и западными демократиями по крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, чья сторона побеждает, к которой Сталин сможет присоединиться в качестве союзника уже в беспроигрышной лотерее — так, как он поступит в отношении Японии в 1945 году.

От Гитлера Сталин получил то, чего не могли ему дать англичане с французами: раздел Польши с присоединением Западных Украины и Белоруссии, Бессарабии и Прибалтики. Чего Сталин не мог предположить, это молниеносности, с которой Гитлер захватил Польшу и положил на лопатки Францию. Так что ко второй половине 1940 года сухопутного фронта на Западе у Гитлера уже не было. К тому же позорный результат нападения Сталина на крохотную Финляндию в так называемой Зимней войне (1939-1940), в которой советская сторона потеряла около полумиллиона советских военнослужащих убитыми и примерно столько же — пленными, окрылил Гитлера. В чистках 1938 года погибло 80% старших офицеров, в том числе все маршалы, кроме опереточных Ворошилова и Буденного, «все командиры корпусов, почти все командиры дивизий, бригад и полков» и т.д.[3]. Результаты этого были налицо после Зимней войны. Именно тогда, уже с июня 1940 года, Гитлер говорит о предстоящем нападении на СССР с планом расчленения его на составные части и присоединения к Великой Германии Украины и других западных районов СССР. 5 декабря на совещании с немецким главнокомандованием Гитлер принимает решение напасть на СССР не позже конца мая 1941 года. Причем, окрыленный советскими неудачами в минувшей Финской войне и почти полной ликвидацией опытных советских командиров,

405

Гитлер самоуверенно заявляет, что это будет летней прогулкой в Москву, которую он намерен захватить до наступления осенних холодов. Иными словами, Гитлер рассматривал нападение на СССР как войну на одном фронте, а не на двух.

Сталин не мог не понять колоссальную уязвимость своих вооруженных сил после чисток. Финская война и перспектива остаться один на один с Германией пугали его до такой степени, что он как страус прятал голову в песок и не хотел верить всем предупреждениям о близком нападении Гитлера. Паника толкает Сталина на тот самый путь «задабривания диктаторов», за который он так презирал западных союзников после Мюнхена. В торговле с Германией Советский Союз в последние 9-10 предвоенных месяцев опережает германские поставки на три и более месяцев, а Германия все больше нарушает торговые соглашения, запаздывает со своими поставками Советскому Союзу. В недоверии поступающим ему сведениям о предстоящем немецком нападении Сталин в явно паническом страхе превосходит сам себя.