Шрифт:
649
на Соборе собрался форум для дискуссий и достижения консенсуса в спорах. Но нет, Собор оказался калькой съездов КПСС, когда спорные вопросы решались за кулисами, а съезд должен был демонстрировать всеобщее единство, монолит. Правда, один монолит оказался дутым и, пролив реки крови, рассыпался как карточный домик. Неужели и в этом следовать за КПСС, тупо отстаивая неподвижность?
Мы говорили выше о неудовлетворительности и половинчатости юбилейного Архиерейского собора (в августе 2000 года), выразившихся в отказе дать взвешенный анализ советской эпохи, уникального опыта существования Церкви в государстве воинствующего атеизма[24], «состязания» веры в Бога с верой в обожествленную материю. Это необходимо, потому что это страшное прошлое начинает уже забываться новыми поколениями россиян, поскольку — в отличие от нацизма в постнацистской Германии — коммунистическая партия не только существует в России легально, но коммунисты занимают ответственные посты, даже в школах и ВУЗах, затуманивая мозги молодежи, создавая коммунистической партии вполне респектабельный образ[25]. Кому, как не Церкви, разоблачать эту ложь? Но чтобы иметь моральное право на разоблачение, Церковь должна смело раскрыть свое подсоветское прошлое, раскрыть обстоятельства своего подневольного сотрудничества с безбожной властью, пройти через некий российский «Нюрнберг» — без крови, без тюрем, но покаянием очистив себя и став прозрачной. Православный народ поймет и простит. Только после совершения такого акта покаяния станет возможен
650
подлинный Поместный собор наподобие Великого Московского Собора 1917-1918 годов. Не трехдневка, как принято с советских времен, а такой, который будет заседать столь долго, сколько понадобиться для решения всех накопившихся проблем — их, наверное, сейчас не меньше, чем было в 1917 году. Опять же, цитируя слова епископа Сергия (впоследствии патриарха) в 1905 году, для того, чтобы Собор что-либо решил, и чтобы решения его были приняты всем церковным народом, он должен быть полностью представительным[26]. А для этого должна возродиться внутрицерковная демократия: представители от мирян и духовенства должны быть подлинно избираемыми закрытым голосованием, а не назначаться епископом или благочинным.
В начале 1990-х годов Святейший патриарх Алексий II призывал интеллигенцию войти в церковные приходы — с одной стороны, научиться православному благочестию, воцерковиться, с другой — внести в церковную народную толщу понятия демократии, духовного и культурного просвещения. «Смычка» трагически не удалась. За исключением нескольких интеллигентских приходов в самых крупных городах, в церкви оказалось слишком мало священников, готовых «работать» с интеллигенцией и открывших ей двери своих сердец, а большинство интеллигенции не проявило достаточно терпимости и понимания обстановки, не сумело перешагнуть через трудности и влиться в церковную жизнь. Образовавшийся «церковно-просветительский» вакуум начал быстро заполняться переориентировавшимися на христианство вчерашними комсомольцами, разочаровавшимися коммунистами и прочим случайным элементом, спешащим не отстать от «моды». С собой они внесли в Церковь «совковое» тоталитарное мышление: узость миропонимания, догматичность,
651
в которую быстро обернули клочки урывками подхваченного богословия, перемешанного с национализмом и горечью по поводу развала той империи, в которой они себя чувствовали гораздо комфортнее, чем при непонятной и неустойчивой демократии.
Обиду на демократию они быстро превратили в привычный со времен коммунистического воспитания миф о враждебном окружении. Если в былые времена это было «учение» о классовых врагах, точащих ножи против совдеповского пролетарского «рая», то в постсоветской редакции оно превратилось в международный «американо-жидо-масонский» заговор против России. Истина здесь, конечно, не при чем. Но на какую-то часть населения, в том числе и церковного, обездоленного условиями трудного переходного периода, эта ненавистническая мифология влияет. А церковное руководство, по словам вышеупомянутого «электронного» батюшки, в страхе растерять и так немногочисленное стадо, вместо того, чтобы руководить и наставлять одурачиваемый национал-большевиками народ, плетется где-то сбоку — не впереди и не позади, а именно сбоку, чуть-чуть придерживая паству от крайностей.
Заканчивая наши невеселые наблюдения, процитируем еще раз мысли вышеупомянутого «электронного» батюшки, который дает жестокую, но меткую характеристику современной Русской православной церкви: «Жив дух иосифлянства, но какого-то нищего[27]. Для настоящего нет своего естественного богатства, а для "заволжского"[28] нет молитвы».
И, как бы это не показалось парадоксальным, батюшка видит в современном русском церковном «истеблишменте»
652
дух обновленчества, проявляемый в церковном авторитаризме.
В заключение нашего исследования приведем пророческие слова вышеупомянутой матери Марии — ее видения Церкви в постсоветской России:
«Если в Церковь ... [в постсоветской России] придут новые кадры людей, этой властью воспитанные ... в какую-то минуту, почувствовав себя церковными людьми ... по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению. ... они вскоре станут говорить от имени Церкви, воплощая в себе ... знак непогрешимости. Отсюда следует своеобразный фундаментализм, мелочный и карательный. Если под воздействием марксистского миропонимания [адепты марксизма] пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще большими истребителями [инакомыслящих] и охранителями ортодоксии... За неправильно положенное крестное знамение они будут штрафовать, а за отказ от исповеди ссылать на Соловки. Свободная же мысль будет караться смертной казнью»[29].
Правда, пока что не ссылают и не расстреливают. Но будь власть в руках «охранителей ортодоксии» карать «неверных» не только церковными карами отлучения, прещения и т.п., но и гражданско-судебными, тоталитарное мышление этих новых «ортодоксов» вряд ли отказалось бы от наказаний, названных матерью Марией.
Примечания к Главе 30
1
В то время, как в протестантизме и, даже в католичестве, самостоятельной религиозной и богословской мысли предоставляется широкое поле свободного творчества. Слишком широкое! Например, недавно вышла книга англиканского священника, в которой он повторяет зады иудейской легенды первых веков христианской эры о том, что Христос якобы был всего лишь внебрачным ребенком. На следующий же день после обзора этой книги в самой влиятельной газете Канады «The Globe and Mail» появилось письмо другого англиканского священника, дававшее весьма положительную оценку книге своего собрата, однако с замечанием автора письма, что он «скорее» придерживается традиционного евангельского повествования. Самое поразительное — то, что ни руководство Англиканской церкви, ни оба священника не заикнулись о том, что если священник не верит в истинность Евангелия, ему нечего делать в Христианской церкви. Объединенная церковь Канады — самая крупная протестантская церковь в стране — возглавляется модератором. Так вот один из модераторов — некий профессор богословия г-жа Вилсон — после визита своей церковной делегации к Русской православной церкви — в присутствии пишущего эти строки удивлялась, что православные все еще верят в Никейский символ веры. А ее преемник открыто заявил, что не верит в Воскресение Христово.
Естественно, с христианской точки зрения — любой разновидности христианства — отрицающим истинность Евангелия, а особенно воскресения Христова, без которого, как писал еще апостол Павел, христианство вообще бессмысленно, нет места в рядах христианских духовенства и учительства. И то, что они сохраняют свои духовные звания и служат в Церкви, в которую не верят, можно сравнить разве что с теми миллионами бывших граждан СССР, которые состояли в КПСС, не веря в коммунизм. Однако, если неверующие коммунисты руководствовались материальными или карьерными соображениями, вступая в партию, у неверующих в рядах духовенства нет и этого стимула, ибо духовенство на Западе — за исключением «электронных» проповедников в южных штатах США — принадлежит к одной из самых низкооплачиваемых категорий граждан. Следовательно, этими людьми руководит искреннее стремление служить Богу, как они это понимают. И беда их в том, что, во-первых, основные протестантские течения и их руководители настолько погрязли в рационализме и потеряли святоотеческие ориентиры, что они отказываются давать какое-либо догматическое направление, сводя все к служению какому-то неведомому Богу, возвращаясь в то состояние, в котором были афиняне до Павловой проповеди. Но между этой крайностью и религиозным тоталитаризмом, практикуемым значительной частью консервативного духовенства и особенно так называемыми «младостарцами» в современной Русской церкви есть «царский путь» золотой середины, допускающий самостоятельные духовные искания и находки, исследование и развитие святоотеческого богословия, переосмысление его в терминах, более понятных современному человеку, нахождение новых путей обращения людей к вере в Бога. Ведь фанатичная узость, не допускающая ничего нового, а тем более пути проб и ошибок в богословии, является лишь прикрытием слабости собственной веры, страхом самому уклониться и желанием прикрыться авторитетом духовника или какого-нибудь старца, боязнью ответственности.