Самый страшный грех это грех против самого себя. За всю свою историю русский народ никогда не знал свободы, и если даже она просачивалась через бетон государственной машины, то не достигала всех слоёв населения. За советский период русский человек окончательно убедил себя в том, что свобода ему не нужна, а даже вредна. До сих пор в нашем народе сильна тоска по жесткой руке, тоска по кнуту. В этом нет ничего хорошего, потому что такой народ не может эволюционировать. Развитее подразумевает свободу. Творчество подразумевает свободу. Из несвободы может родиться только застой и смерть. Поэтому наше постсоветское общество обречено на нищенское застойное существование с последующим коллапсом. Россия проиграла двадцатый век и видимо проиграет двадцать первый.

Коммунизм с нацизмом занимался одной и той же работой по переделыванию истории человечества с целью развернуть поступательное развитие человека в обратную сторону. Архитекторам этих систем не удалось переделать немца, но удалось переделать русского. На время или навсегда – непонятно. Все эти двадцать лет проблемы, которые появились с распадом СССР остались нерешенными. Власть сохраняла ситуацию в подвешенном виде в надежде на то, что проблема решится сама. Этого не случилось. Не вылеченное, не объясненное прошлое пустило метастазы по всему пространству сознания брошенного советского человека. И болезнь эта угрожает судьбе русского народа. Если ничего не делать мы так и умрем советскими, забыв о том, что когда-то были русскими.

Вместо того чтобы покаяться если не перед Богом, то перед собой и переосмыслить своё прошлое, как это сделали в Германии, мы стали вести себя как жертвы. Мы искали себе оправдание в этническом происхождении большевистской партии. В германском следе деятельности В.И. Ленина. И наконец, в культе личности Сталина. Но кто написал четыре миллиона доносов? Это мы написали. Когда появился Ельцин с демократами, перекладывать ответственность стало ещё легче. А когда рухнет нынешний кровавый режим, если от страны что-то останется, то кто будет виноват в этом? Путин? Мы в этом виноваты. Пока осознания этого не будет, наш народ всегда будет наступать на одни и те же грабли. Прости нас, Господи.“

Палевский вызвал Власова свой кабинет. Андрей выглядел особенно цветущим и даже не казался Власову таким толстым. В кабинете был Князев. Он каким-то удивительным образом смог избавить свой вид от следов алкоголизма, и от этого тоже был сияющим и цветущим. Они с Палевским обсуждали что-то.

– Вы, наверное, собой гордитесь? – Князев был зол. – Добились своего? Наступает полный стабилиздец! Ноги моей не будет на вашем сборище бандитов!

– Давайте вести себя нормально. Вот как будто бы всё могло произойти по-другому? – спросил Палевский.

– Да пошел ты, хуйло! – Князев вытащил из кармана скомканный лист и кинул его на стол Палевского. – Я увольняюсь. Мне совесть дороже.

– Попрошу без оскорблений, – говорил Палевский.

– Без оскорблений? Да вы сами это одно сплошное оскорбление! Из-за таких людей как вы мы живем в этом дерьме! Молодцы! Подавили последнее усилие нормальных людей к тому, чтобы изменить всю нашу российскую чернуху. Ну, ничего. Зато вы спокойно свалите с наворованными деньгами к ненавистным вам буржуям. А что люди? Да кому вообще нужно это быдло? Правильно! Пусть подыхают в своей говнорашке! Будьте прокляты, мрази! – Князев был в ярости.

– Да как ты смеешь, хмырь! – В момент Палевский скинул с себя привычный эстетизм и предстал перед Князевым другой стороной своей натуры. – Да я тебя размажу…

Князев ударил Палевского кулаком по лицу, но тот увернулся и ударил в ответ. Только теперь удар был выполнен профессионально. Князев шлепнулся на пол, но не думал сдаваться. Он резко встал, набросился на Палевского, правда тот также резко оттолкнул его и провел апперкот. В дело вмешался удивленный Власов. Он попытался придержать Князева.

– Он мне нос сломал. И зуб выбил, Миша, – говорил Князев.

– Пошли отсюда. Нахрена вообще лезть? Он больше тебя раза в два и видимо умеет драться. Давай, – Власов вывел его из офиса.

Михаил сопроводил Анатолия к парковке. Он хотел вызвать скорую, но Анатолий отказаться.

– Прости меня, ладно. Что пришел к тебе бухой тогда. Я, короче, решил с семьей уехать в Канаду насовсем. Там буду лекции читать в институте их, – Князев вдруг посмотрел на небо, из его носа текла кровь. – Сами всё и проебали! Всё похерили. А ведь если бы Господин Президент кинул этого гэбиста. В какой стране мы бы жили? В какой стране?

– Ну вот. И он тоже трактор завёл, – думал Власов.

Власову стало жаль Князева. Они попрощались. Видимо навсегда. Он сел в свою машину и уехал, а Власов вернулся в кабинет Палевского.

– Извините за всё это. Присаживайтесь, – они пожали руки.

– Ничего. В чем дело?

– Да, вот. Хотел разделить с вами нашу победу. Протестное движение прекратило своё существование.

– Вполне ожидаемо, – сухо промолвил Власов.

– В пятницу у главного на даче накрывают стол. Он лично хотел поблагодарить каждого из нас. Советую вам обзавестись спутницей, приходить в одиночку будет дурным тоном. Могу посоветовать хорошее агентство эскорт услуг.