Но страшилки для Петровича в тот момент, как оказалось, только начинались. Перед обедом решила подпортить ему аппетит вернувшаяся с совещания начальница. Возле окна её кабинета рос огромный клён, поэтому даже в ясную погоду здесь было сумрачно. На подоконнике ощетинился седыми иголками фаллос старого кактуса с ржавыми бляшками на стебле. Да и сама начальница особо не вызывала позитивных эмоций: грузная, коротко стриженная, с одутловатым лицом и вечно наморщенным носом, будто выражавшим презрение ко всему человечеству из-за дерьма, среди которого ей приходится возиться.

– Алексей Петрович! – сразу же, без «здравствуйте», начала она разговор. – Когда вы, наконец, научитесь работать с клиентами?

– Да я…

– Да! Вы! Срочно извинитесь перед хозяйкой салона «Эльвира» и найдёте возможность уладить конфликт.

От удивления брови Петровича вслед за плечами взлетели вверх, а шея утонула в опустившемся подбородке.

– Поверьте, я её ничем не оскорбил! Просто указал на ошибки в документации, – скрестив руки на груди, пытался объясниться Петрович. Но все это, видно, было бесполезно.

– У вас два выговора есть? Есть! Если сейчас с проверкой нагрянет экзекуторская служба, думаю, нам придётся расстаться.

Её нижняя губа начала набухать, как на дрожжах, а из-под сурово сдвинутых век зло выстреливали глазки, отчего, казалось, даже зашевелились иголки на подоконнике.

– Идите разбирайтесь, – махнула она рукой и взялась за трубку телефона, дав понять, что разговор окончен.

Про злополучный кактус Петрович вспомнил, возвращаясь в свой кабинет. Его начальница привезла из дома, когда от неё сбежал очередной сожитель. И хотя с тех пор замужем она больше не была, среди сотрудниц начала гулять байка, будто бы увольнения мужчин из управления стали происходить после того, как те в кабинете натыкались глазами на иголки её любимого уродца.

«Не думай о белом осле», – пытался отогнать от себя глупые мысли Петрович. Но иголки лезли и лезли, продолжая колоть мозги.

– Ну, как там? – с нетерпением ожидавшая результатов беседы Раечка встретила его у самой двери.

– Красотка показала шипы, – мрачно усмехнувшись, ответил Петрович. – А наша фурия извиняться заставляет.

– А вы?

– За что?

– Ну, может, сходите, посмотрите объект. Типа посоветуйте что-нибудь.

– Я ей уже советовал.

– И что теперь делать?

– Знаешь, Раечка, у меня утром было лирическое настроение. Маяковского вспомнил. У него есть одно стихотворение. «Вам» называется. Там про буржуев написано, которые жируют в кабаках, когда солдаты гибнут на фронте. И заканчивается оно очень сильно:

Так вот, у меня соседка бар, что на Центральной площади, держит. Брошу всё и пойду к ней официантом.

Но Раечке в этот момент было не до шуток и не до стихов. Женская интуиция ей подсказывала, что всё это ничем хорошим не закончится. Обидно стало за Петровича и жалко его. Но как ему помочь, она не знала.

Главный экзекутор был казачком засланным: явно на пересидке. Ждал повышения. Но время, будучи личностью незаурядной, даром не тратил. Ему нравилась идея Эдисона насчёт насоса, которую в этом небольшом городке удалось творчески подстроить под себя: каждый раз, если какой-либо проситель открывал дверь кабинета, резервуары хозяина заметно пополнялись – не червонцами (так говорили раньше), а свеженькими «пятёрами».

Как опытный рыбак, он умело готовил подкормку, насаживал приманку, забрасывал удочки и в нужный момент подсекал добычу. Правда, случались и осечки. В городе тоже имелись ушлые хищники, которые срезали леску, уходили вместе с крючком. Тогда, чтобы бесславно не покинуть прикормленное место, приходилось часть улова отправлять тем, кто сидел повыше.

Фамилия у экзекутора был интересная – Кауфман. Недоброжелатели и завистники, которых, кстати, тоже хватало, называли его за глаза презрительно по-русски Торгаш. Однако их лёгкий зуд мешал ему получать от жизни удовольствия меньше, чем комары на Кубани, когда на зорьке сомы или усачи теребили и тянули в мутную воду леску.

Утром в пятницу по пути на службу водитель попросил у экзекутора разрешения пораньше уйти домой. Они с женой решили отметить день рождения сына – ожидали гостей. Кауфман не возражал. Он и сам собирался сразу же после обеда повезти семью к родителям жены, но вскоре, после звонка Эльвиры, срочно поменял планы.

Его кабинет служил в советское время актовым залом для работников консервного завода и изменился лишь тем, что здесь сделали перегородку в одно окно для комнаты отдыха главного экзекутора. Процветавшее в советские годы предприятие в девяностые не выдержало конкуренции с дешёвым импортом и обанкротилось. Весь металл из цехов вырезали и отправили на вторсырье. Помещения продали предпринимателям, а административное здание в счёт погашения налогов досталось местной администрации, которая и передала его экзекуторской службе, решив, между прочим, что руководителю такой серьёзной структуры просто необходима ещё и комната для релаксации.