— Пара десятков лет, по меньшей мере, — сказала Кандара. — Больше, если учесть время полета по червоточине к Сол и обратно. Лет тридцать, пожалуй.

— Мы не пробыли в анклаве и двух дней, — запротестовал Алик.

Она насмешливо улыбнулась ему:

— Очень медленное время.

— Что произошло? — спросил Юрий.

— Земля пала, — ответила Джессика. — Они послали тысячи кораблей Решения. Те взломали городские щиты. Окуклили всех оставшихся на планете. Миллиарды наших. Миллиарды!

— А как насчет заселенных миров? — спросил Алик.

— «Освобождение от невежества» чувствует печаль, некую незавершенность, — сообщила Джессика. — Наши терраформированные миры были практически пусты, когда прибыли оликсы. Хабитаты исхода воспользовались порталами, и оликсы не смогли обнаружить, куда все ушли.

— Слава богу, — вздохнул Каллум. — Они это сделали. Разбрелись по галактике. Надежда еще есть.

Он смахнул с глаз влагу, непонятно как там оказавшуюся.

«Дети в безопасности. Черт, сейчас они уже старые; у внуков, наверное, есть уже свои дети. При таких темпах у нас не пройдет и недели, а они станут старше меня. И никогда не узнают, что я жив, что мы все сделали».

— Все прошло лучше, чем я ожидал, — сказал Юрий. — Они выбрались — Эмилья и Зангари, даже, по–видимому, Соко. Они знают, что делать. Теперь у нас простая задача.

— Простая? — взметнулся Алик.

— Сидеть и ждать, — пояснил Каллум. — И думать, как позвать человеческую армаду. Когда она придет.

В ту ночь Каллум спал беспокойно. В своем коротком ярком сне он шел по вечернему Эдинбургу — в старые добрые времена. Он и его приятели направлялись к кому–то на квартиру, потому что пабы уже закрылись. Чистые мощеные улицы были скользкими от холодного дождя, льющегося с Шотландского нагорья. В лужах дрожали зыбкие полосы — отражения света фонарей и голограммных реклам. Затем огни погасли один за другим, оставив его одного, бредущего по каньону, стенами которого служили каменные здания с какими–то перекошенными боками. В меркнущем городе еще сохранилось немного света: витрины шашлычных, закусочных, бургерных, пиццерий и лапшичных. Заведения были набиты битком; грили и печи полыхали оранжевым цветом раскаленной лавы, бросая загадочные отсветы на нарисованные лица — лица, теряющие черты, медленно тающие, превращающиеся в овалы плоти. И жирный дым, поднимавшийся от обугливающейся еды, втягивали вытяжные вентиляторы. Потоки едкого смога захлестнули улицу, накрыли ее всепроникающей вонью.

В канавах, за решетками водостоков, подергивались носы крыс, рвущихся к источнику… ’

— Калл?

Он ахнул, и сон рассеялся. Над ним склонилось лицо Джессики — нежное, обеспокоенное.

— Ты кричал, — объяснила она. — Дурной сон?

— Что–то вроде того. Который час? — Он расстегнул боковую молнию спального мешка. Внутрь сразу заполз прохладный воздух.

«Мне нужен мешок потолще».

— Пять утра по корабельному времени.

— Э, ясно. Спасибо. И прошу прощения.

Свет в пещере едва мерцал, и распоясавшиеся тени тесно сжимали мир. Как в его кошмаре.

— Ген 8 Тьюринг подправил формулу молока, — сказала она. — Теперь его молекулы разлетаются меньше. Я могу подогреть тебе немного, если хочешь.

«Теплое молоко. Я что, пятилетка? Черт побери. Может, Алик прав; некоторые жертвы слишком велики. Уходить — так уходить окутанным парами приличного виски».

— Спасибо. Ценю. — Он потер руки, сложил их чашечкой и подул на сухие ладони. — Мне холодно.

— Привыкай. — Джессика занялась пищевым принтером.

— Черт. Вот уж не думал, что все так кончится. Надеялся на взрыв, а не на нытье.

Она поставила кружку в микроволновку.

— Прибыл еще один корабль.

— Господи, что теперь?

— Он называется «Убежище надежды», и он собрал людей исхода. Кажется, с двух новых планет.

— Черт. Исхода? Это хреново. Значит, они охотятся на нас?

— Да. Мне жаль, но это было неизбежно. Они фанатики.

— Проклятье. Кто же там?

— Я могу попробовать копнуть чуть глубже.

Каллум взял протянутую ему кружку.

— Спасибо.

Вкус у жидкости отсутствовал напрочь: теплая белая вода.

— Есть одна вещь, которую полное сознание рассматривает в первостепенных мыслительных процедурах, — сказала Джессика. — Они озабочены. Они знают об исходе и его целях.

: — О целях исхода? В смысле — о том, что люди будут наращивать военную мощь, чтобы дать отпор?

— Да. — Она помедлила. — Но не только.

— Не только?

— Должно быть, они допрашивали людей, извлекали воспоминания непосредственно из мозга. Оликсы знают, кто мы. Мы пятеро играем не последние роли в потоке мыслей полного сознания.

Свести на нет восприятие нейростраты в ангаре было проще простого — всего–то и понадобилось, что несколько неверных указаний в автономных процедурах локального узла. Мне не нравится скрывать свои поступки от единого сознания, но у меня нет выбора; единое сознание ошибается насчет приоритетов. Эти ублюдки–люди все еще живы и где–то здесь, так что я должен сделать то, что должен.