— Всех родственников чиновников я приказала отдать слугами на десять лет, смягчила им судьбу — сейчас о том объявят. А вот семьи торговцев опиумом отправятся на рудники — и они нас сейчас наше милосердие благословлять будут, что оставили в живых и не содрали кожу, — теплое дыхание жены обдало ему ухо, и Александр Викторович ощутил облегчение в душе. Все же жалко простых людей, что расплачивались собой за уродов. И внимательно посмотрел на действо — лже-императрица подняла руку, и тут же глашатай со всеми ритуальными поклонами громогласно объявил о ее милости.

— Леночка, ты детишек в корпус прикажи отправить — их воспитают там как надобно, нам верные люди нужны…

— Что ты, милый, их сразу отправят несмышленышей — за грехи взрослых нельзя отвечать.

— Ты у меня самая умная. Я очень люблю тебя, дарованное небом счастье на старости моих лет, — Фок прижал жену к себе и молодая женщина обмякла, голосок прозвучал нежно, но строптиво — когда за спиной стоят полтора десятка правивших императоров огромной страны, то порода и властность всегда выпирать будут.

— Какой же ты старый — зачем на себя наговариваешь, мой повелитель! Я тебе еще принца и принцесс рожать буду — сила трона в наследниках, и не изнеженных, а воинов, таких как ты!

— Моя любовь…

Что тут можно сказать в таких случаях — слова бесполезны. Но сейчас фельдмаршал напрягся — началась казнь наркоторговцев, жесточайшая. Однако Фок и его супруга ждали иного, внимательно смотря на помост. Так и есть — из-под драпировки появился белый дымок, и под помостом рвануло, окутав гвардейцев, охранявших царственную «чету» черной пеленой. Поднялись крики — покушение выглядело вполне натуральным, ведь его долго репетировали, тщательно подбирая массу пиротехнического заряда.

— Князь, — Е Лен совершенно спокойно подозвала брата, которого сам Фок по привычке продолжал именовать «тридцать шестым». — Надеюсь, все будет как надо?!

— Да, государыня, — Фэй застыл, словно хищный зверь, готовый к прыжку, — они сами хотели этого, и теперь поплатятся! Мы слишком долго готовились к этому моменту!

— Идите и делайте все, что нужно, — в голосе Е Лен прозвучала холодная жестокость, а Фок только погладил ее ладонь пальцами, благодарный ей, что сама взвалила на себя тяжкую ношу. Политика сантиментов не терпит, а провокация всегда используется в борьбе за власть…

— Ты моряк, Генрих, так же как и я, — Александр Михайлович внимательно посмотрел на гросс-адмирала, с которым был в дружеских отношениях, как и покойный император. — А потому прекрасно понимаешь, что наши военно-морские силы на Балтике не представляют никакой угрозы для рейха. Да и как могут четыре броненосца, самому «молодому» из которых полтора десятка лет, совершенно изношенные от постоянных вояжей в азиатские воды, где они участвовали в ряде боев, противостоять кайзерлихмарине?! Не смеши меня, сие неуместно!

— Сандро, я прекрасно понимаю ситуацию, и о флоте не думал говорить. К тому же вы прекратили строительство крепости в Либаве, что так раздражала моего брата — он не без оснований полагал, что вы это делаете по наущению французов.

— То было прежде — сейчас, как бы не было нам трудно, мы не берем никаких займов на самых, что ни на есть льготных условиях — дешевле только даром. И не заказываем корабли во Франции, и ограничили деятельность их дельцов и банкиров, что смотрят на Россию как на огромную колонию, навязывая нам кабальные сделки.

— Так же как и то, что вы снова предоставили германским промышленникам возможность вкладываться в развитие ваших заводов, как и строить их на паях с русскими. Потому мой брат кайзер и отправил меня сюда. Скажу сразу — те условия, о которых мне рассказал маньчжурский кайзер, — титул прусский принц произнес без всяких кавычек, очень серьезно. Да он сам таковым принимал Фока, и, несмотря на свою «природу», несколько раз в разговоре со старым фельдмаршалом, что так сильно напоминал ему деда, первого императора 2-го рейха, порывался встать на вытяжку.

— Но Сандро, друзья могут говорить о приязни, однако как понимать то, что они вооружаются друг против друга по наущению их же врагов?! Тут надо сделать навстречу такие шаги, которые не оставляют двойного толкования и вызывают полное доверие!

— Я согласен с тобой, Генрих, — пожал плечами Александр Михайлович, и, наклонившись над столом негромко произнес:

— Уже в августе будет объявлено, что срок службы для всех отбывающих воинскую повинность будет сокращен на один год, даже для казаков. Численность армии увеличена не будет, более того — количество батальонов в каждом пехотном полку будет сокращено на один, а число рот в каждом из них тоже сократится на одну. Таким образом, в полку станет всего девять рот вместо 16-ти — почти двойное сокращение. У вас как я знаю в полках 12 рот — и пусть их число таковым и останется — возражать не будем.