А пока был Череповец. Почему-то именно он. Неважно. И было мне пока девятнадцать.

Пока.

ШКОЛЬНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

– И она грит, запомни, грит, день этот памятный. И сама, не вру, ей Богу, купила мне бутылку эту.

Cерега с хлопком сдернул пластиковую пробку и приложился к горлышку. По тамбуру электрички поплыл запах дешевого портвейна. Вставной челюстью лязгнула неисправная стальная дверь.

Долговязый малый с ликом раскаявшегося душегуба сначала не верил. А когда поверил, осудил, да тяжко так:

– Как же можно мать-то родную? Иль совсем мозги пропил?

– Во-во, - поддакнул Серега.
– И она мне так же грит: запомни, грит, день этот памятный. И сама бутылку-то... Будешь ли?

– Стало быть, в богадельню старушку определяешь?
– весело сказал третий попутчик, крепенький старичок с корзиной, постоянно вытиравший лысину платком.
– Ай, молодца! Во жисть пошла!

– Так что ж, - разводил руками Серега.
– Какой из меня матушке подмога-утешение на старости лет? Вот и порешили мы с ней. По согласию сторон взаимно... И отчего это бывает, что так весело бывает?

Серега даже что-то такое выпляснул. Лихое, как ему казалось. На самом же деле его тщедушное тельце в обтерханном пиджачке лишь жалко передернулось.

– Дела, - сплюнул долговязый малый и затоптал окурок.
– Да ты поди врешь, - на всякий случай еще раз усомнился он.

– А ты глянь, глянь на матушку на мою, - не обиделся Серега.
– Вон в платочке сидит, вон в синеньком.

Малый еще больше посуровел.

– Стало быть, мать на людей чужих. А сам?

– А сам квартиру пропьеть!
– радостно подхватил старичок.
– Ай, молодца!

– А и пропью, - куражливо повел плечами Серега.
– Чем кому доставаться, лучше пропить. Все одно обманут. Знаем!

Тут он вдруг пригорюнился.

– И отчего это бывает, что вдруг грустно так бывает?

Подумав, продолжил:

– На работу устроюсь, вот чего, - нерешительно проговорил он.
– А там и заберу матушку. Выпей со мной, дедок, а?

В окна электрички били лиловые и жирные, как черви, струи дождя.

– Отпил уж я свое, милок. Э-эх, да так ли отпил!
– прочувствованно крякнул старичок.
– Да только от таких вот напитков - одна срамота в организме. Чистое дело - срамота, - смачно повторил он.

Серега опять приложился к бутылке. Веселей стало, да только ненадолго. Потому что пошли контролеры и стали требовать билеты. А билета у Сереги не было, и он пытался объяснить, что билет у матушки, а у самой матушки билета нет, потому что она пенсионерка, вон в платочке, вон в синеньком. А контролеры сказали, что нечего тут распивать. А Серега спорил: мол, вся Россия гуляет, а ему, что, нельзя!?

– И то, - вмешался старичок, - ну какой у него может быть билет? Он мать в богадельню везет. Какой уж тут билет? Не может у него быть билета.

А день памятный продолжался. Только уже на остановке автобусной. И пока сидели там в ожидании, под грохот ливня по железной крыше, Серега жалобно так попросил:

– Пивка бы, ма...

– Сейчас, дитятко, сейчас родненький.

Да так под дождем и сходила к палатке, принесла пару бутылочек. Жалко Сереге ее было, промокла вся. Но в автобусе ему ехалось от пива радостно.

Затем долго пришлось брести вдоль какого-то длинного бетонного забора. Забор все не кончался, за шиворот противно текло, а матушка все приговаривала:

– Уж потерпи, сыночка, потерпи. Скоро уже, скоро.

И Серега плелся, машинально переставляя ноги и тупо размышлял: отчего это бывает, что приходится терпеть? Всю жизнь терпеть?

В проходной плюхнулись на скамеечку, отдышались. Появился мужчина в белом халате, доктор должно быть, решил Серега. Это хорошо, уход будет за матушкой. Развернула старая тряпочку, подала документы-справочки.

– Ну и ладно, - сказал доктор.
– Ничего. Все уладится. Прощайтесь, да пойдем.

Мать встала, перекрестила Серегу и сухими губами поцеловала в щеку. Серега прослезился.

– Запомню, - вымолвил отяжелевшим языком, - запомню день этот памятный.

И тут взяли Серегу под белы руки, да крепко взяли и повели, чуть не понесли. Он не сразу сообразил, а когда сообразил, не стал рваться, а только оглянулся, словно ища защиты.

– Ступай с Богом, - проговорила негромко матушка.
– Ступай. Да лечись хорошенько, слушайся.

И вспомнилось вдруг Сереге, как мать провожала его в школу, в первый класс. День тогда стоял солнечный, памятный...

5. Чисто литературные мечтания