– Я с тобой пойду.

– Нет-нет! Еще чего, Митяй!

– Не спорь, женщина! Цыц! – властно так прикрикнул, как староста, чья прямая обязанность следить за порядком.

Но времени на споры у Агафьи и не было. Единственную возможность загладить свою вину за Агнешку она упустить не могла, и, махнув на Митяя рукой, она бросилась к калитке. Митяй – следом. Она побежала по тропинке к полю – и Митяй за ней. Она в лес – и он туда же! Вопросов лишних не задавал, но бежал за ней, как верная собака, изредка подхватывая Агафью под локоток, когда, спотыкаясь о корни, она норовила упасть.

Через какое-то время выскочили они на поляну, где в последний раз видела Ярина свою сестру. Митяй чертыхнулся, заподозрив неладное; вот не удивится он, если сейчас окажется, что спешит его упрямая женщина на встречу к Агнешке или на какой-нибудь шабаш! Но Агнешки, как и никого другого, к счастью, там не оказалось, а Агафья, сбавив ход, пошла к реке. Митяй, все так же молча, пошел за ней.

И вот стояли они на берегу, вглядываясь в темные воды, и чего-то ждали. Агафья, судя по всему, знала, чего ждет, а вот он ничегошеньки не понимал и строил про себя всякие невероятные теории: что, например, сила Агафьина сейчас из вод материализуется, или что тело Агнешкино всплывет, или даже что сама Агафья сейчас туда нырнет и во что-нибудь такое нехорошее, ведьмовское, превратится. Вот что тогда ему делать?

Нервничала Агафья, не говоря ни слова, и все больше нервничал Митяй. Однако ни одно из его опасений не осуществилось, все было спокойно и ничего не предвещало беды, если не считать этот с сумасшедшинкой Агафьин взгляд в воду. Знахарка вглядывалась так, будто боялась что-то пропустить, не разглядеть. Она прислушивалась к малейшему движению, к малейшему шуму и каждый раз вздрагивала, когда ветерок касался пожухлой травы.

– Агафья, да объясни ж уже наконец!

– Тссс!

И вдруг среди тишины послышался писк. Слабенький такой, неравномерный. Котенок, что ли, где-то заблудился? Однако Агафья сразу же встрепенулась, стала озираться по сторонам, ища источник этого писка. Искать котенка, или что там такое пищит, стал и Митяй. Писк усиливался, приближался и становился все громче – превратился он в самый настоящий плач, заливистый, раздирающий горло.

– Агафья!

Плач приближался, был уже совсем близко…

И вдруг Агафья рванула в воду. В ледяную, темную воду реки. Митяй бросился следом, матерясь, и вдруг опешил, увидев, как плывет в руки Агафьи маленькая корзинка, из которой и доносится плач; как лицо знахарки вмиг просияло, несмотря на то, что стоит она по пояс в ледяной воде; как женщина обернулась к нему, держа корзинку, а по щекам ее… бегут слезы.

– Агафья, что это?!

– Ребенок, - пожала она плечами ему в ответ.

– Какой ребенок?!

– Маленький…

Они выбрались на берег и приоткрыли маленькое одеялко, под которым нашелся самый настоящий, самый обыкновенный ребенок. Девочка. Несколько дней от роду. Голодная, зареванная и напуганная.

– Ты молоко добыть сможешь? – спросила Агафья, расстегивая одежду и прижимая девочку к своему телу, чтоб согреть.

– Молоко… Корова есть у Машки, - растерянно ответил Митяй, разглядывая их находку. – Я попрошу… Агафья, что это за ребенок? Откуда?!

– Откуда же мне знать? Выбросил кто-то… А мне дочкой будет. Я эту девочку воспитаю, и она хорошим человеком станет. Душа Агнешки тогда покой обретет…

Слова ее казались бредом сумасшедшей, но сумасшедшей Агафья не была. Вспомнил тогда Митяй и про Ванечку ее – никто ее беременной не видел, но все решили, что тайком родила она мальчишку от любовника своего, колдуна Ивана, и сама Агафья против этих домыслов не возражала. Но что, если…

– А Ваня…

– За Ивана, - кивнула Агафья, подтверждая его догадку. – Я его в лесу совсем крохой нашла – кто-то отказался от него, больной ведь, инвалид… Не было у меня никогда ничего с Иваном, Ванечка – мое искупление за него. А теперь вот и за Агнешку мне позволили грех искупить. Митяй, она замерзла! Идти надо… Заболеет ведь, крошка же совсем!

Рядом с ребенком она будто ожила, будто сама себя простила за покалеченную судьбу Агнешки. Митяй снял с себя тулуп и набросил на плечи Агафьи – им с девочкой нужнее сейчас. Странное чувство окутало его, когда смотрел на них – хотелось их обоих уберечь от бед, от слухов, от домыслов… Сейчас-то, как узнают местные про ребенка, спасу бедной женщине не будет! Да и как она одна с ребенком на руках жить будет? Ванечка, конечно, в стороне не останется, но это же не то… Да и руки лишние мужские в хозяйстве им не помешают! Хоть кроватку малышке сделать, хоть дров для печки наколоть, да и вообще… И Митяй, недолго подумав, вдруг обнял Агафью за плечи и сказал:

– А знаешь что, Агафья… Я тут подумал, у меня все-таки места в доме больше… Не сочти за непристойность, но бери-ка ты своего Ванечку и перебирайся ко мне. Девочку эту мы вместе вырастим – я, пока жив, для вас все сделаю.

Эпилог

Мать Марека нашлась у двоюродной своей сестры, живая и здоровая. Увидев на пороге сына вместе с Яриной, она обрадовалась, несмотря ни на что – уж больно соскучилась и уже сама собиралась вернуться в Хомячинки да разобраться, что же с сыном ее произошло, как он смог рыжее солнышко свое на ее сестру променять. Если сперва она зла была на Марека, готова была даже откреститься от него, видеть его не желала, то потом сомнения закрались в душу – все-таки сына она своего хорошо знала, и уж очень не было на него похоже то, что он устроил на брачной поляне. Да и даже если чего-то она не знала, то уж точно не ожидала, что за все время, что провела она в больнице, сын ни разу к ней не придет. Не объяснит, не расскажет и прощения не попросит… Сердце матери почувствовало: что-то случилось. Андрик несколько раз приезжал к ней в больницу, но уверял, что сын ее жив и здоров. Так получилось, говорил он, связался, вот, с Агнешкой…