Шрифт:
— Давай-давай! — В начале переулка стоял Тиртата, — Архонт идёт! Говорят, Адарис идёт к каменной набережной!
В глазах Тиртаты светилась надежда и огромное желание. Тулу было одиннадцать, но он видел такое и понимал без слов.
— Но работорговцы…
Работорговцы всегда были угрозой, особенно на каменных набережных, где они держали свой товар. Для них живой уличный мальчишка — как монета, подобранная на улице. И это не смотря на факт принадлежности Тироша к «Вольным городам»! Нет тут никакой воли, а рабство — есть.
— Да они не посмеют, не посмеют! Архонт идёт! Он будет смотреть-смотреть!
Тиртата всегда повторял слова дважды, хотя его жестоко за это дразнили. Называли Тиртата-тата или грубее — Повторяла. Тиртата был чужак, откуда-то из Лората.
— Это же сам Архонт-Адарис, Тул! Сам Златоуст-Златоуст! — В его глазах стояли слёзы, — говорят, он уезжает-уезжает, за море-море! Спасается от варваров из Вестероса.
— Но ветер… — тёр глаза мальчик, поднимаясь на ноги.
— Нынче утром как раз подул! «Творец Узоров» послал его в ответ на молитвы-молитвы жрецов! Потому Архонт пришёл, и он плывёт за море-море!
Да на что ему этот Адарис? Люди в золотых перстнях и монетки не подадут, если не захотят обмануть. И «Златоуст» тоже обманет. Не зря же его так зовут. Явно не за любовь раздавать золото. Проклятый купец, — думал Тул.
Но слёзы на глазах Тиртаты… Тул видел, что тот боится идти один.
Мальчик со вздохом пнул ногой лохмотья, на которых спал. Он хмыкнул прямо в радостное лицо Тиртаты. Тул уже видел таких людей. Вечно хнычут среди ночи и мамочку зовут. Вечно ноют. Вечно их бьют из-за жратвы, потому как украсть они боятся. Такие не выживают. Никто из них не выживает. Как младший брат Тула…
Но только не он сам. Он быстрый, как заяц.
За углом переулка располагалась большая сукновальня. Мальчишки остановились, чтобы справить нужду в большие чаны, выставленные перед входом. Тут всегда толпилось много народу, особенно по утрам. Они старались не смотреть на бродяг с «суконной болезнью» — когда ноги начинают гнить после многолетней работы в сукновальне, хотя слышали их ругань и улюлюканье. Даже калеки презирали этих бедняг. Закончив, ребята поскорее покинули зловонный двор, насмехаясь над людьми, топтавшимися в цементных чанах — они стояли рядами прямо во дворе. Отовсюду доносились звуки, с какими мокрая ткань шлёпает по сухим камням.
Мальчики пронеслись мимо возчиков, забивших дальний конец переулка своими повозками.
— А еда будет? — спросил Тул.
— Будут лепестки, — ответил Тиртата, — они всегда бросают цветы, когда Архонт покидает город-город.
— Я спросил про жратву! — рявкнул Тул, хотя подумал, что в случае чего можно съесть и цветы.
Но его собеседник по-прежнему смотрел карими глазами себе под ноги. Он ничего не знал про еду.
— Это же он, Тул… Златоуст…
Тул с отвращением покачал головой. Чёртов Тиртата-тата. Чёртов Повторяла!
Они миновали богатые улицы, примыкающие к Дворцовому району. Хозяева открывали лавочки и болтали со своими долговыми слугами, а по сути — рабами, пока те вынимали тяжёлые деревянные ставни из пазов на кирпичных карнизах. Порой мальчики замечали огромный монумент Кровавой башни, обрамляющей небо и служащей местным маяком. Каждый раз, когда на глаза им попадались далёкие башенки храма Рглора, расположенного между роскошными домами, они присвистывали от изумления и тыкали в них пальцем, словно впервые видели.
Даже сироты на что-то надеются.
Они не осмелились войти в Дворцовый район из-за страха перед наёмниками из «Банды Девяти», охраняющие все подступы, а потому отправились вдоль стены к гавани. Некоторое время они шли по самой стене, изумляясь ее огромным размерам. Стену оплетали зелёные лозы, и мальчики придумывали, на что похожи очертания свободных от растительности пятачков древнего камня — на кролика, сову или собаку.
На центральном рынке они услышали разговор двух женщин: те говорили, что корабль «Златоуста» уже стоит на якоре в порту и ожидает лишь его прибытия.
Через какое-то время, мальчишки добрались до складов, с удивлением отметив, что на главной улице уже полным-полно народу и идут все туда же, куда и они. Постояли, наслаждаясь ароматом свежего хлеба, и поглазели на мулов, в полумраке вращавших по кругу жернова. Казалось, что в городе начался праздник: повсюду звучали взрывы смеха и оживлённые разговоры, сопровождавшиеся криками младенцев и воплями детей постарше. Тул невольно развеселился, его всё меньше раздражали нелепые замечания приятеля. Он даже начал смеяться над его шутками!