Боль давила на затылок кованым копытом, но мужчине всё же удалось подняться на четвереньки. Трава была вымазана кровью, грязью и глиной, она резала пальцы, как мелкие ножички. Бхарбо пополз прочь от шума реки.

Растительность на берегу была вытоптана и теперь застыла колючей летописью вчерашнего сражения. Трупы, казалось, вросли в почву. Натянувшаяся кожа уже была облеплена мухами, кровь застыла, запеклась раздавленными красными ягодами. Бхарбо казалось, будто он ползёт по одному из тех головокружительных каменных рельефов, которые рассматривал в детстве, находясь в Ваэс Дотрак: сражающиеся люди, застывшие в немыслимом изображении. Но эта картина не была изображением.

На краю обрыва, прямо над ним, точно округлая горная вершина, взгромоздился лошадиный труп. Облепленное насекомыми брюхо лошади было в тени, а над нею уже показался яркий краешек восходящего солнца.

«Мёртвые лошади все похожи друг на друга: застывшие в стоячей позе, точно деревянные статуэтки, поваленные набок», — появилась у мужчины чёткая мысль.

Бхарбо дополз до лошади, встревожив тучу мух и с трудом перевалился через её тушу. На ощупь конская шкура оказалась такой же холодной, как речная глина.

Поле битвы было пусто: куда ни глянь, одни только мухи, пирующие вороны, да спешно обобранные мертвецы. Бхарбо окинул взглядом склон, по которому он бежал.

Бежал… Он крепко зажмурился.

«Мы разбиты», — горько подумал кхал.

Они побеждены. Унижены и растоптаны «железными людьми», чья численность была в три раза меньше, чем количество его воинов.

Долгое время мужчина вообще ничего не чувствовал. Бхарбо вспоминал те дни в своей юности, десятки лет назад, когда он, непонятно с чего, просыпался задолго до рассвета. Мальчишка выбирался из шатра и уходил со стойбища, ища холм повыше, откуда можно следить, как рассвет постепенно обнимает землю. Травы шуршали на ветру. Солнце выкатывалось из-за горизонта и поднималось все выше. Он сидел и думал: «Я — последний. Я — единственный».

Как теперь.

Бхарбо осознал, что теперь они мертвы. Все они мертвы. Все! Кхаласар, застилавший горизонт, сотрясавший небесные своды топотом своих коней, исчез, разбит, развеялся как дым.

Там, откуда он бежал, с того огромного поля, ему был виден широкий выжженный круг и обгорелые, чёрные куски тел. Трупы тех, кто ещё вчера был гордым воителем. Не просто разбиты — повержены в прах.

У него внезапно перехватило дыхание и сдавило горло.

Бхарбо вцепился в траву саднящими руками, точно якорями, как будто он был так слаб и пуст, что порыв ветра мог унести его в безоблачное небо. Крик боли вырвался из его груди, но застрял в стиснутых зубах. Мужчина хватанул воздух ртом, застонал, мотая головой с боку на бок, не обращая внимания на боль.

«Нет!»

Как холодно! Земля такая холодная. Куда же ему деваться? Все его люди умерли позорной смертью. И для него не осталось места.

Это был будто сон, он долго пробыл там, лежал с ними, вместе с мёртвыми.

А потом Бхарбо бежал. Когда стемнело, он пробрался между яркими кострами вестероских разъездов. Ночь была так глуха и темна, что в ней, казалось, можно было кануть без следа. Будто сама земля служила ему упрёком.

Мёртвые преследовали его.

Это был успех. Полный и безоговорочный. Дотракийцы попались в ловушку, причём сразу, с первой же попытки. Конечно, потом я начал переигрывать бой, стремясь минимизировать свои потери, но в любом случае, требовалась жертва в центре армии и лагерь, который играл роль приманки.

«Жертвой» назначил войска Таргариена, по нескольким причинам: они были хорошо подготовлены и имели не так много потерь, как остальные. Своих же и вовсе постарался сберечь, назначая на самые безопасные участки.

В лагере же отправил самых бесполезных или легкозаменяемых. Они были просто приманкой.

Я уже давно не испытывал ничего подобного тому душевному подъёму, который пережил во время битвы при Ройне. Особенно в первый раз: сидя тогда на коне, находясь на вершине высокого холма, окружённый своими подчинёнными, часть которых, не столь хорошо знающая меня, уже была готова удариться в панику. На этих людей насмешливо смотрели «ветераны», такие как Демей или Сигвальд.

Это место — моё! Я действительно больше, чем простой человек… Подобное чувство было сродни восторгу, экстазу, первому разу с женщиной, которая тебе нравится.

Сражение, сыгранное по нотам, словно сложная музыкальная композиция! Битва прошла именно так, как я того желал. В этом бою все они — от важных лордов, до последнего солдата, были готовы выполнить любой мой приказ. Сейчас я был главнее короля, стоял превыше Семерых богов…

Приятно… и кажется, я уже хочу вновь ощутить это чувство, смаковать его снова и снова.

Тогда, с осадой Кастамере, было по другому. Никакого риска, никакого азарта, простое исполнение чужого плана. Роджер не дал мне вызова. А даже если бы он рискнул выйти на поле боя, это был бы простой разгром, с которым справился бы и обычный крестьянин, тупо скомандовавший армии идти вперёд. Врагов было слишком мало, они боялись и были слабо обучены.