Именно это предстояло королю. Встреча… но будет ли она с равным? Нет! Хотя… кто знает..?

Последние несколько дней у Эйриса было просветление, которое за последние годы проходило всё реже и реже. Может, виной тому было предчувствие скорого конца? Развязки, которая ощущалась им всем своим нутром.

Дни его были растянутыми, время шло медленно, а солнце, казалось, застыло на небосклоне. Всё зависло в ожидании его королевской воли и слова.

Однажды Таргариен даже осознал, что поступил неразумно, когда убил стольких лордов за раз.

— Предатели или нет, но таким как они всегда дают второй шанс… — шептал он, прячась в собственных покоях. Длинные теги от мебели и окружающих его Гвардейцев казались предвестниками беды. Страх терзал нутро мужчины и заставлял двигаться, суетливо бегать, кричать и срывать свою злость на всех вокруг.

«Теперь, кто бы не победил, мятежники или лоялисты, Роберт или Рейгар… уже не важно. Он повернёт войска на Королевскую Гавань. На меня».

Эта мысль была столь чёткой и неумолимой, что пробила щит его безумия и ввинтилась в мозг. Однажды король просто застыл, перестав беспрерывно смотреть в огонь и перевёл взгляд на стену. Это было началом его осознания. Мозг безумца начал работать и генерировать одну спасительную идею за другой.

Мысли возникали самые разные, он полного сожжения Королевской Гавани, до многоходовых интриг, с участием самых разных лордов и аристократов.

«Любое восстание обречено на провал, если людям не перед кем будет склониться».

Страха уже не было, но Эйрис знал, что подобное чувство пройдёт. Миг гармонии исчезнет, как исчезал раньше. Потому так сильно ценил эти мгновения.

Недаром, три недели назад, во время краткого момента осознания ситуации, он просил о встрече с ним: Арвиндом Моустасом, «Небесным Клинком». Личной, тайной встрече. Ах, если бы только всё получилось!

— Всё упирается в истину. Если цель правильная… — тихие бормотания Таргариена становились всё более осмысленными, — то она оправдывает всё. Любое мучение, любое убийство… Любое предательство.

Король молился, желая продлить осознанность происходящего, вот только уже не мог понять, нормален ли он в этот миг, или вновь остался в окружении иллюзий, созданных его воспалённым подсознанием?

«Но может, в этом и состоял весь смысл?» — мелькнула последняя здравая идея, прежде чем утонуть в пучине несвязности, которая вновь поглотила его. К счастью, ненадолго.

— Ваше Величество, карета подана, — произнёс Герольд Хайтауэр, на что заросший и грязный мужчина, сидящий на троне, кивнул, постаравшись сделать это величественно.

Именно слова лорда-командующего Королевской Гвардией, вновь вернули ему ясность мысли.

«Надеюсь, это чувство не уйдёт сегодня! Переговоры… если они увенчаются успехом, то последним смеяться буду я! И у меня есть, что поставить на кон!»

Его возбуждала сама мысль о придуманном плане и казалось, что его оппонент не сможет найти никакого иного ответа, кроме безоговорочного принятия столь великодушного предложения.

«Ах, если бы только на встрече был сам Моустас, а не его служка!»

Поднявшись, Таргариен отправился на улицу, куда старался выходить крайне редко. Но сегодня… Сегодня он выйдет, ведь терять уже нечего. Встреча была жизненно ему необходима. Ради неё он решился на невиданные доселе действия — самолично прийти на место, а не настаивать на приёме в Красном Замке.

Информацию об этом, к сожалению, утаить не получилось, а потому посещение «Небесного Храма» было подано как причащение и небольшое паломничество, совершаемое монархом.

Пение птиц и не по утреннему яркое солнце приветствовали Таргариена, когда он откинул занавесь из тонкого, словно дымка, льна и прошествовал во внутренний двор Красного Замка. Послышался шорох одежд: столпившиеся придворные поклонились ему, мгновенно прекратив все свои разговоры. Лишь рослые Королевские Гвардейцы остались стоять, словно белые статуи.

Эйрис позволил себе пару секунд любования на склонившихся людей. Подобное зрелище радовало его душу. К сожалению, дела не ждали, так что он подал знак и его придворные начали разгибаться. Вновь послышались шепотки и негромкие разговоры.

К королю были обращены сотни лиц, которые, несмотря на обстановку вокруг, искали его расположения. Сам же Таргариен смотрел строго перед собой: шёл величественно, взгляд имел отчуждённый и надменный. Его не смущал даже собственный внешний вид: заросшее лицо с длинными, нечёсаными волосами и бородой, которые уже давно имели вид не благородного серебра, а цвет тусклой, засаленной серости. Его несколько лет нестриженые ногти напоминали когти хищной птицы. Они были грязными и местами под ними была видна засохшая пища. Тело короля не знало прикосновений воды уже несколько недель, хотя тут, надо признать, он всё-таки изредка посещал дворцовые купальни.