— Возвращается, значит? — перевёл я взгляд на Демея, которого не стал отпускать в Новиград. Там сейчас всё хорошо, а вот здесь, в Королевской Гавани, пока что не очень.

— Причём не один, — улыбнулся мой первый помощник, — шпионы хоть и запоздали, но донесли интереснейшие сведения. С королём Робертом едет ещё один человек. Девушка.

— Не тяни кота за хвост! Хотя… — жестом останавливаю его, — неужели… Эшара?!

Демей довольно кивнул.

— Вот так поворот! Не зря, аха-ха, всё-таки «Рассвет» ездил отдавать!

Мысли начали крутится вокруг всей этой ситуации и находить её достаточно логичной. Почему бы и нет, в самом-то деле?

— Я понял тебя, — махнул мужчине рукой, — подготовь всё необходимое к приезду нашего любимого Роберта и его, хех, потенциальной невесты. Сам знаешь церемонию, не маленький уже.

Ухмыльнувшись, Демей покинул кабинет, а я снова подивился превратностям судьбы. Это же надобно было такому случиться!

Ладно… посмеялись и хватит. Всё-таки я тоже здесь не просто так сижу.

Покручивая в руке перо, я пододвинул к себе очередное донесение. Нужно изучить и написать ответ. Бумажная работа, грёбаная бумажная работа! Иногда она заставляет чувствовать себя хуже, чем от физических усилий, в моём текущем состоянии. Как калека, что собрался участвовать в марафоне.

Иной раз мне приходится разгребать такие шедевры эпистолярного жанра… Недаром знаменитый, в узком кругу, архимейстер Маргейт, — живший пару сотен лет назад, — считал, что единственным абсолютом этого мира является невежество. Согласно мейстеру Окли, — который в дальнейшем тоже получил приставку «архи», — Маргейт говорил своим ученикам, что знает только одно: сейчас его знания больше, чем когда он был ребёнком.

Такое сравнение, говорил Маргейт, является единственным гвоздём, на котором можно закрепить вес знаний. В дальнейшем это утверждение стали называть «Маргейтовым гвоздём». Именно эта теория не позволила великому учёному впасть в сокрушительный скептицизм архимейстера Виллифера или бессмысленный догматизм, свойственный почти каждому философу или теологу, решившемуся пачкать чернилами пергамент.

Но метафора «гвоздя» тоже несовершенна. Это проявляется, когда мы путаем символ с тем, что он символизирует. Как цифра «ноль», которую математики Кварта используют для объяснения таких чудес, невежество замыкает все наши разговоры, является незримой границей всех наших споров. Ведь как можно спорить о том, чего не знаешь? Люди всегда ищут некую точку, рычаг, чтобы с его помощью перевернуть и опровергнуть все противоречащие ему утверждения. Порой они отказываются воспринимать довод оппонента лишь по причине того, что не знают, о чём он говорит и что имеет в виду, приводя пример.

Забавно. Невежество не даёт знаний, оно ограничивает. Зато его противоположность даёт две вещи: возможность сравнивать, и уверенность, что не все утверждения равнозначны.

По мнению Маргейта, это именно то, что нам нужно. Ибо пока мы признаём своё невежество, мы имеем надежду уменьшить его, а пока мы способны совершенствовать наши заявления, мы можем возвыситься до истины, пусть даже в грубом приближении.

Именно потому я каждый раз испытываю толику грусти и раздражения, размышляя об этом. Вопреки бездонной мудрости этого человека, есть множество вещей, в коих я абсолютно уверен и не испытываю сомнений. Это плохо, ведь в некоторых вещах сомнения необходимы.

Зато уверенность позволяет действовать там, где сомневающийся будет тянуть, не в силах сделать решительный шаг вперёд. Уверенность обеспечивает мой рост и мои устремления. Она питает мою ненависть даже сейчас, когда я пишу очередные заметки вот этим самым пером.

Мне есть, к кому приложить свою ненависть, чего уж там…

Мысленно усмехнулся и покачал головой. Не время до пространственных размышлений. Нужно сосредоточиться на бумажной работе.

Перо откладывается в сторону, как и очередная бумажка, в ожидании, пока подсохнут чернила.

До прихода Демея я был занят письмами из Эссоса, полученными от моих агентов. Прошло уже четыре месяца, а результат по поиску Визериса или его замены был нулевым. Это огорчало. Неужели так сложно было найти подходящего мальчишку?!

Оказалось — сложно. Нам нужен был такой, чтобы хотя бы примерно соответствовал возрасту настоящего Визериса, то есть, от семи до десяти лет. Про светлые волосы — само собой разумеющееся. Причём этого мальчишку должно было быть можно купить или договориться. С ним или его родителями — не важно. Ведь в этом плане многое зависело бы и от поведения самого «Визериса», так что вариант просто похитить отметался. Если забрать пацана из любящей семьи, то будет сложновато заставить его играть свою роль. Адекватно, я имею в виду, потому что второй «Вонючка» из канона мне не нужен. Ломать людей так, чтобы они даже при «спущенном поводке» вели себя смирно — вариант, но не подходящий под роль принца.

Хотя было бы забавно, не спорю.

А самое главное — сохранить хотя бы подобие тайны. Ведь иначе слухи будут бродить по всему восточному континенту, вскоре дойдя и до Вестероса. Толку тогда от «найденного принца» не будет никакого.

— Мде, — отбросил я письмо, — неожиданно…

Нужных целей не было. У меня создалось ощущение, что поставленная задача была столь же сложна, как поиск реального Визериса. А с последним я прикладывал усилия лично. Вот только времени с отправки Таргариена прошло слишком много. Капитана и его корабль обнаружить не получилось. Если он вообще остался жив. Вот ни капли не удивлюсь, если мужик давно кормит рыб, особенно зная паранойю Эйриса…