Пожалуй, я и впрямь сболтнула лишнее.

— Ну извини, Нинон, — примирительно произнесла я, — я ведь не со зла… Просто я и в самом деле не знаю… ну, в общем, как я там буду выглядеть в джинсах. Там ведь публика будет непростая, насколько я поняла, еще скажут, явилась какая-то фря…

— Ну не думаю… — пробормотала Нинон. — Честно говоря, я и сама не очень хорошо себе представляю… Вот в Европе принято надевать темные брючные костюмы и черные очки.

Я полюбовалась на свои джинсы и изрекла:

— Тогда до европейских стандартов я точно недотягиваю.

— Ничего. — Нинон призадумалась. — Ты пока завтракай, а я что-нибудь организую, будем не хуже других, — оптимистично заверила она.

Не прошло и четверти часа, как Нинон позвала меня в гостиную. Я явилась на ее зов, жуя на ходу бутерброд, и от представшего мне зрелища чуть по ошибке палец не откусила. Нинон стояла, небрежно облокотившись о спинку стула:

— Ну, как я тебе?

— Отпад, — пролепетала я и зажмурилась, чтобы глаза не выпали.

Вид у Нинон и в самом деле был самый разъевропейский: великолепный черный костюм (брючный), черные же лакированные туфли-лодочки, черная же широкополая шляпа и… очки, черные очки в кармашке пиджака!!!

Но Нинон не дала мне расслабиться и помахала у меня перед носом каким-то пакетом:

— Переодевайся!

— Что это? — опасливо поинтересовалась я.

— Костюм, — спокойно отозвалась Нинон, — он мне немного тесноват, а тебе будет в самый раз. Я его продать хотела… Между прочим, Ирке-банкирше, но она такая скупердяйка была, царство ей небесное… Зато теперь пригодился.

Конечно, у меня были кое-какие сомнения, но теперь мне волей-неволей приходилось соответствовать расфуфыренной Нинон. Я поднялась в свою светелку-шкатулку и медленно, раздумчиво облачилась в костюм с плеча своей обтесавшейся в Европах подружки. Костюм, опять же оказавшийся черным и брючным, был мне почти впору, а если и великоват, то самую малость. Постояла перед зеркалом, пригладила массажной щеткой волосы, немного припудрилась и спустилась вниз.

— Отлично! — одобрила Нинон и самодовольно прибавила:

— Ничего, мы покажем этим нуворишам, этому банкирскому отродью, что у нас не принято хлебать борщ лаптем.

— Не борщ, а щи, — поправила я Нинон чисто механически.

— А хоть бы и щи, — меланхолично отозвалась она и вручила мне черные солнцезащитные очки из своих немереных шведских запасов. — Жалко, что шляпа одна. — И тут же поспешила добавить, чтобы я не заподозрила ее в нищете:

— Нет, в Москве у меня есть еще несколько штук, а здесь я много не держу, перед кем наряжаться?

— Логично, — кивнула я и скопировала Нинон, засунув очки в кармашек пиджака.

И в этот момент с улицы донесся негромкий, полный сдержанного достоинства, если так можно выразиться, сигнал автомобильного клаксона.

— О, это за нами, — сказала Нинон и глянула на наручные часы. — Смотри-ка, какая точность.

Мы вышли из дома, после чего Нинон тщательно, на все замки заперла двери.

У ворот — в лучших традициях жанра — нас поджидал длинный черный лимузин с тонированными стеклами, какой именно марки, затрудняюсь сказать. Мы с Нинон, в черных костюмах и черных очках похожие на близнецов, торжественно спустились с террасы и важно прошествовали к автомобилю.

Когда мы приблизились к лимузину на расстояние двух шагов, задняя дверца предупредительно, прямо по щучьему велению распахнулась, обнажив шикарное кожаное нутро салона и хромированные ручки, от которых, наверное, резало бы глаз, не надень я черных очков. Нинон первой удивительно легко и привычно нырнула в роскошное авто. Я, внутренне подобравшись, последовала за ней. Упала на нежную лайковую кожу и глупо пролепетала:

— Здрасьте…

Банкир, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, в ответ только беззвучно шевельнул губами. Сегодня он выглядел не в пример лучше, чем накануне, правда, был немного бледноват, но это ему даже шло, придавало благородства его простоватым чертам. Да и в остальном он являл собой образец респектабельной скорби: безукоризненный костюм, галстук в тон, крахмальная рубашка, запах хорошего дезодоранта. Вероятно, он чувствовал себя после вчерашнего не очень ловко, ибо старался не смотреть в нашу с Нинон сторону.

Впрочем, мы его к этому не обязывали. Сидели себе скромными мышками на заднем сиденье и пялились в окошко на проносящиеся мимо нас чистенькие березовые рощицы и стайки уютных дачных домиков.

Один только раз Нинон нарушила заговор молчания, когда, откашлявшись в кулачок, спросила:

— На какое кладбище мы едем?

— На Донское, — односложно ответил банкир.

Я заметила, что левая бровь Нинон удивленно приподнялась, и догадалась, что ее поразило. Донское кладбище — старое, в центре, и на нем кого попало не хоронят. Что ж, значит, коллеги безутешного банкира подсуетились. Эти мне «новые русские», при жизни они купаются в роскоши, а как помрут — так лучшее кладбище им подавай. Хотя какая, собственно, разница, где истлевать? Впрочем, живые больше заботятся о себе, любимых, чтобы, навещая могилку, не тащиться за три девять земель. Се ля ви, ничего не поделаешь.