В толпу я не пошёл. Остановился на краю поляны и смотрел на людей. Парень с фиолетовой челкой был весел, девушка в красном платье — чуть недовольна; рыжая — обиделась; толстяк в косухе — злился. Наблюдая за случайными людьми, я вдруг понял, что не просто угадываю их настроение и эмоции. Я был уверен, что всё именно так. С другой стороны, в этом не было ничего сверхъестественного. Что тут такого — понять, в каком настроении человек? Стоит лишь посмотреть на его лицо. В большинстве своём да, но я знал, что чувствуют и те — другие люди, кто срывал свои чувства. Девчонка танцевала с парнем, веселилась и позволяла целовать себя в щеку. На самом деле её пропитывали эмоции ненависти к себе. Чел с ирокезом стоял посреди бушующей толпы, курил и смотрел на всех с лютым презрением. Хотя я знал, что он испытывал блаженство от происходящего. Он просто стоял и кайфовал, чего по его виду совсем не скажешь.

Подобное я ощущал уже не в первый раз, но только сейчас уделил этому достаточно внимания. Нужно заставить себя впредь — больше рефлексировать — наблюдать за самим собой. То, что на первый взгляд было обыденным, становилось необычным. Также было и с запахами. В первые недели после обращения я был убежден, что моё обоняние развилось до небывалых высот. Мне казалось, что я достиг потолка. Прокачал нос до последнего уровня и теперь мог чувствовать всё и на любом расстоянии. Я заблуждался. Нос стал намного чувствительнее. Я мог на приличном расстоянии различать еду, однако у этой способности были конкретные рамки, пределы. Во-первых, запахи на расстоянии больше четырех-пяти метров (в зависимости от погодных условий или воздуха в помещении) передавались только с попутным ветром. Хотя раньше мне казалось, что я мог просто выйти на улицу и обнюхать любого — стоит лишь на него посмотреть. Во-вторых, запахи смешивались. Казалось бы, это вообще лежит на поверхности! Дураку понятно, что запахи смешиваются! И да, и нет. Тогда я был окрылен полученной способностью и мне казалось, что я могу, будто детектор или металлоискатель, вычленять отдельные запахи и с точностью определять их принадлежность. Тоже заблуждение. Чем кучнее стоят люди, тем тяжелее определить: чей запах к кому относится. Чем больше людей, тем сложнее заметить в их запахе запах гуля. Ведь не просто так запах Москвиной я почувствовал в пустом классе информатики, где кроме нас никого не было. Кто знает: сиди мы в разных концах класса, может, я до сих пор и не догадался бы, что она — гуль. Тут работала простая химия. Если на одной площади собиралась большая концентрация похожих или одинаковых запахов, то отличительные и даже резкие запахи, но в малой концентрации, заметить было сложно, а порой — невозможно. Восприятие способностей своего обоняния я подкорректировал, а сейчас обнаружилось что-то ещё. Эмоции…

Покопавшись в памяти, я припомнил, когда в последний раз ощущал подобное. Сложив одно с другим, пришел к выводу, что случалось это в первые дни после приёма железы. Перед поездкой на фестиваль я съел ещё одну. Похоже, что ситуация повторялась. Как и с запахами. После приёма железы я чувствовал общий подъем, физический, эмоциональный и любой другой, который только можно придумать. Находясь на этом подъеме, я не замечал таких вещей. Или они казались мне обыденными. Сейчас видел чётко. Как будто вокруг людей были оболочки. Комбинация суперобоняния и повышенной внимательности рисовали у меня в голове оболочки. Их не было на самом деле, но так их воспринимал мой мозг. Люди будто подсвечивались: синим — те, чьё поведение и образ соответствуют эмоциям, красным — нет. Это и в правду походило на какой-то детектор эмоциональной лжи. Впрочем, вряд ли только эмоциональной. Если человек врёт на словах, то ему придётся изображать и другие эмоции. Как и с запахами: чем дальше от меня стояли люди, тем сложнее их было читать.

Настроение поднялось ещё выше, хотя казалось: куда ещё. Накатил прилив счастья и одновременно решительности. Стоя в очереди я вдруг понял, что я приехал сюда не за Демидовой. Как со всем этим различием запахов и эмоций, я не сразу догнал, что рядом есть кто-то ещё. Когда в кафе Демидова просила меня поехать на оупен-эйр, я был готов ей отказать. У меня охватило бы сил, и я собирался это сделать. Но потом появилась Вишневская. Вот ради кого я по-настоящему сюда поехал. Я вспомнил и том, как подсознательно расстраивался, когда она перестала уделять мне внимание. Лезть с вопросами, предлагать вместе провести время. К Демидовой я продолжал тянуться по привычке. Потому что так надо было. Но теперь вдруг понял, что хочу совсем другого.

— Минералку?! — скрипучим голосом переспросил продавец с красными глазами. — Серьёзно, мужик?! Ты посмотри вокруг! Тут кто-нибудь минералку пьёт?! Мы её и купили-то на всякий случай, чтобы было чем фургон потушить, если кто с дуру подожжёт!

— В п*зду минералку! — я вдруг очнулся. — Давай вино!

Назад я бежал. Держал на вытянутой руке бутылку вина и думал о том, как же это глупо. Признался, что приехал ради другой девушки, а теперь… Но я ничего не мог с собой поделать. Напора и смелости хватило. Я потянул молнию палатки и заглянул внутрь.

— Ты чего, Тим?! — уставилась на меня Настя, прикрываясь куском спальника.

— В гости пришел, — сказал я и достал из-за спины бутылку.

— Вообще-то я собиралась спать.

Я промолчал, притянул её за шею и поцеловал.

… … …

Проводив Настю домой, я сказал, что позвоню. Она сказала, что будет ждать. Мы поцеловались и на время расстались. Борис, живущий недалеко от Насти, ждал меня на лавке. Он светился от счастья и тарахтел, не в силах сдерживать эмоции. Боря познакомимся с пацанами Марка, потанцевал, взял номер у девчонки из соседней школы и прекрасно провел время. А ещё он офигел от меня и Насти.

— Это был лучший день в моей жизни, Тимоха! — он обнял меня за шею. — Спасибо, что взял!

— Тебе спасибо, что поехал! — я тоже обнял его.

— Ну пока. Побегу, а то мать уже названивает, — он приложил ладонь к уху.

— Давай! До скорого!

— Пока, Тим! Ты — лучший!

Глава 15. Это я удачно зашел (нет)

В последнее время в моей жизни появились какие-то проблески. Я подтянул учебу, перестал пропускать занятия, вновь начал задумываться об университете. Всё это было довольно дико, но ведь… В конце концов гули, с которыми я встречался, находили себе место в жизни. Понятно, что их темная сторона никуда не делась, но была и та, которую с натяжкой можно было назвать обычной, людской. Вот и я, сам того не замечая, привыкал. Метил в университет, а ещё у меня появилась девушка. Не совсем честно с моей стороны, но я решил так: если я каким-то непостижимым образом опущусь до того, чтобы попробовать плоть, то я тут же расстанусь с Настей. Я порву вообще все отношения. Но пока же я считал себя больше человеком, чем монстром. Я надеялся, что у меня есть моральное право поступать так, как я поступал. Нормальная, а точнее — улучшенная жизнь, Тимофея Кононова мне нравилась. И в тоже время она меня пугала. Я начал к ней приспосабливаться, видеть плюсы, привыкать. Долго так продолжаться не могло.

Прижавшись спиной к стене, я втягивал носом воздух. Помещения были вентилируемые. Мне нужно было лишь выбрать сторону по направлению движения воздушных потоков и нюхать. Запахи людей за смежной стенкой уменьшились — они отошли окну. Я вышел в коридор и прошел четыре двери с разными научными названиями, которые заканчивались словом «лаборатория». Впереди кто-то шел. Я ринулся в ближайшую дверь. Дернул ручку. Заперто. Девчонка в белом халате и желтых резиновых перчатках приближалась. Она разговаривала по телефону, прижимая его плечом к уху. Я чуть замешкался, а затем толкнул дверь сильнее и покашлял. В замке хрустнуло. Дверь ради приличия поупрямилась, а затем задрожала и открылась. Я вошел, смел ногой щепки двери и запчасти замка в сторону, подошел к окну. Покидать лабораторный этаж не хотелось. Он занимал совсем небольшое крыло, и почти во всех кабинетах постоянно находились люди. Не хотелось снова провести час в ожидании, чтобы найти незаметный вход.