Несколько раз Матфия на его путях грабили разбойники – однако, никто из них не посчитал ценной невзрачную повязь. В такие ночи апостол плакал от счастья, слёзы падали на чудесные нити, но не могли замочить их.

Так же, как и слёзы обладателя реликвии через две тысячи лет со странным прозвищем «Домысливать». Именно как глагол. Для узкого круга и для нашего с вами удобства – «Дом».

Поводом к плачу становилось истончение жизненной ткани людского мира, не повязи, к которой он относился как к необходимой обузе, как к невыносимой для себя ответственности. Но тот, кто передал ему этот предмет, рассказал о нём не всё. Его предшественник и сам не знал многого: за столетия канва божественного знания истёрлась.

Сам Домысливать боялся ещё не так передать знания. Он давно начал общаться с окружающими обрывочными фразами. Мотивом было благое помышление, что люди его понимают и сопереживают, и способны додумать смысл его слов самостоятельно и, возможно, в более счастливом и светлом значении. Со временем, наблюдая разную реакцию, человек не расстраивался, считая это частью жизни, атрибутом бытия, таким же как в дороге пыль или ветер.

Но более всего хранитель боялся, что повязь может быть использована как оружие. Поэтому, когда он переводил людей через линию соприкосновения, в обе стороны, не различая формы и принадлежности, – единственным условием было отсутствие оружия у его спутников. Дом никому не рассказывал о себе и своей сокрытой миссии. И без того его считали чудаком – и к лучшему.

Начиная с весны двадцать второго его хождения стали крайне опасны, но на этой земле Дом был свой, тем более пошла «зелёнка», спрятаться становилось легче. Единственно, пришлось сокращать группы странников – к осени он стал переводить не более пяти человек за раз. При большем числе оказывалось сложно ограждать людей от погибели. Для себя он вывел скорбную формулу: «два похода – одна потеря». В этот раз группа была маленькая (трое: две девушки и парень, около двадцати), но самая странная из всех. Как выяснилось, туристы войны.

Вышли в ночь на понедельник – после первой дюжины километров Дом сделал привал. Присматривался к ребятам. В начале даже не стал на всякий случай знакомиться. Провожатый повёл группу вдоль линии недавнего соприкосновения, хотя, возможно, она сдвинулась. Но взрывы ходили на привычном удалении – пока гостям бояться было нечего. За себя он давно не боялся.

– Ищем ложбину! – он говорил твёрдым голосом. Чтобы никто не смел отступать.

– Не рано привал? – спросила бойкая девушка.

Он приметил за ней в упругой походке заводилу, скорее всего, инициатора похода.

Дом просто посмотрел на каждого из них.

– …

– Мы поняли, – парню предстояло привыкать к роли маленького миротворца, но специальных поводов к разногласиям не было.

– Разведём огонь. Если не голодные…

– Да, есть пока не будем. И запасов мы много не брали. Ольга, – вторая девушка протянула руку для пожатия.

Дом чуть коснулся её ладони: он старался избегать тактильных контактов, чтобы потом не вспоминать человека в обострённом ключе, когда того могло не стать. Свойство запоминать соприкосновения оказалось ещё одним в череде передаваемых по линии хранителей. Так каждого из нас не только знает, но и чувствует Господь.

– Меня вы…

– Да, знаем! Я Света, это Роман. Мы все друзья, вместе учимся. Хотя какая сейчас учёба.

– Где расположимся? – Роман мог, но пока не проявлял инициативы.

Домысливать промолчал, давая ребятам выбрать место самим. Удачных рядом было два, и группа верно выбрала замусоренную битым кирпичом площадку у торца расстрелянного здания. Остатки стены маскировали их расположение.

Все, не сговариваясь, сбросили тощие рюкзаки и пошли округ собирать дрова. Оконных рам было много, их хватило бы на долгий костёр.

Роман стал очищать углы рам от стёкол, но Дом остановил его.

– Поранишься. Не надо! – сказал он полностью.

– А как в таком походе без ран?! – голос Светы прозвучал громче необходимого, Дом пока не привык.

– Ну, ещё успеем! – Ольга, наверное, тоже раздражалась от самоприсвоенного подругой первенства.

Огонь занимался постепенно, как будто прислушиваясь к пространству, нет ли для него каких опасностей. В обычных обстоятельствах пламя разгоралось мгновенно, даже чуть театрально, немного тлея, а потом вспыхивая по всему контуру дров. Сейчас стало всё по-другому.

– А всё-таки как вас зовут? – Роману действительно был интересен новый сталкер, вероятно, он даже пытался примерить такую роль себе на будущее.

– Не надо! – Дом отодвинулся от огня, опасался за повязь, в готовности мёрзнуть.

В вылазках у него включались другие, животные механизмы – он мог не пить и не есть сутками, отдыхать к короткие паузы, не пригибаться под обстрелами.

Чтобы совсем не дичиться, Домысливать сказал вслух:

– А вы знаете, что слово «воскресение» от «кресать», зажигать огонь, становиться огнём?