Никита между тем дрожал всё сильнее и мямлил себе под нос:

– Чёртова холодрыга! Так и воспаление лёгких схватить недолго… И это только сентябрь! Что же дальше-то будет?.. Кстати! – Он встрепенулся и воззрился на приятеля, словно вспомнив только что о чём-то, на что не обратил внимания прежде. – А ведь тогда, когда я увидел его в первый раз, тоже, кажется, был сентябрь. Что это – просто совпадение, или нет?

Егор не ответил. Он вслушивался во что-то всё напряжённее и не отрывал острого, немигающего взгляда от чёрной, как дёготь, глубины парка, будто надеясь разглядеть что-нибудь в этой непроницаемой, скрадывавшей и поглощавшей всё и вся толще мрака.

Но поначалу ничего не увидел. Зато услышал. Далёкие, едва различимые шаги, треск ломаемых кустов, хруст сучьев.

Вскоре и Никита уловил эти отдалённые неясные звуки. Он тут же замолк, перестал дрожать и, с тревогой посмотрев на товарища, замирающим голосом спросил:

– Что это?

Егор, неотрывно глядя в бездонную тёмную даль, но по-прежнему ничего не видя, тем не менее уверенно произнёс:

– Это он! Идёт к нам… Через парк… Напролом!

Как только эти слова дошли – с некоторой задержкой – до сознания Никиты, его опять начала бить дрожь – на этот раз не от холода, – а по лицу разлилась мертвенная бледность. Он стал медленно приподниматься с земли и тревожно озираться кругом.

– Что же делать?

Егор, хотя ему уже всё было ясно и не требовалось лишних подтверждений, всё же, точно желая окончательно удостовериться, ещё несколько секунд пристально, не шевелясь, смотрел в темноту. И лишь разобрав в сумрачной дали вначале какое-то смутное, хаотичное движение, сопровождавшееся уже гораздо более отчётливым шумом и звуком приближавшихся тяжёлых шагов, а чуть погодя – выдвинувшийся из тьмы крупный призрачный силуэт, понемногу становившийся чётким, плотным, телесным, – он вскочил на ноги и выкрикнул краткое:

– Дёру!

И, точно забыв о находившейся в двух метрах от них калитке, они, будто подхваченные вихрем, молниеносно перемахнули через довольно высокую – в человеческий рост – ограду и, стремительно набирая скорость, понеслись по улице.

Глава 6

Ещё не замечая за собой погони, но не сомневаясь, что она неизбежна, Никита и Егор вскоре миновали узкую улочку, тянувшуюся вдоль парка, и, оставив его позади, выскочили на следующий перекрёсток, кое-как освещённый двумя фонарями.

Здесь беглецы на мгновение замешкались, озираясь по сторонам и решая про себя, куда бежать: то ли направо, в бескрайнюю, наполненную тьмой низину, посреди которой, в отдалении, смутно поблёскивала широкая серебристо-серая гладь реки; то ли вперёд – в глубь обширного, также объятого густым мраком пространства, застроенного частными домами с огороженными высокими заборами подворьями; то ли, наконец, налево – по уходившей в необозримую даль улице Социалистической (в просторечии – Социалка), озарённой двумя рядами придорожных фонарей. И хотя в их положении разумнее и логичнее было бы устремиться направо или вперёд и попытаться затеряться в окрестностях реки либо в тёмном лабиринте домов и изгородей, в обоих случаях – под плотным покровом непроглядной тьмы, они по какому-то необъяснимому побуждению выбрали третий, самый невыгодный и небезопасный для них вариант и, после короткой заминки, не сговариваясь, не обменявшись ни словом, ни взглядом, повернули на Социалку.

И как только они сделали это и припустили со всех ног по гладкой пустынной мостовой, широкой прямой лентой убегавшей вдаль, приятели обнаружили, что они на этой дороге не одни. Сначала они услышали знакомую чеканную поступь, отчётливо раздававшуюся в тишине и гулко разносившуюся окрест, а затем, мельком оглянувшись на бегу, заметили маячившую поодаль рослую могучую фигуру, облачённую во всё чёрное, ставшую, как им – должно быть, со страху – показалось, как будто ещё более внушительной, мощной и крупной. Незнакомец шёл прямо по центру проезжей части, залитой огнями ночного освещения, отлично видимый в их мягком ровном сиянии. Однако это, по всей вероятности, не слишком беспокоило его, он, очевидно, и не пытался ни от кого скрываться, а, напротив, точно выставлял себя напоказ и готов был с гордостью продемонстрировать любому случайному зрителю – если бы таковой вдруг оказался здесь в глухую предутреннюю пору – свои необъятные, богатырские стати, окутанные непроницаемыми тёмными одеждами.

Но если неизвестному с его невиданной, нечеловеческой силой действительно некого было опасаться и он мог спокойно и беззаботно идти по самой светлой части улицы, будто нарочно привлекая к себе внимание, то приятелям совсем не нужно было делать то же самое – двигаться по середине дороги, на виду у преследователя. Элементарный здравый смысл и чувство самосохранения должны были подсказать им совершенно естественный и единственно возможный в данной ситуации образ действий – резко свернуть с мостовой в сторону, нырнуть в один из тёмных глухих дворов, мимо которых они пробегали, и постараться затеряться там без следа.

Однако они почему-то не делали этого. То ли под воздействием страха их здравый смысл и сообразительность сильно притупились, то ли у них просто не было времени на размышления и принятие быстрых и верных решений, как бы то ни было, но они продолжали нестись, точно по беговой дорожке, не сворачивая ни вправо, ни влево, по центральному участку улицы, похожие на человека, бегущего по рельсам от идущего за ним поезда, настолько поражённого ужасом и утратившего способность соображать, что ему и в голову не приходит, что для спасения достаточно лишь сделать шаг в сторону.