Но ему таких прерогатив никто не давал, и Кир был вынужден плясать перед комиссией, родителями и избалованной молодежью, как рыбка на крючке. А самое печальное, что дети об этом прекрасно знали в период проверок и творили элементарный, но пакостный беспредел, зная, что суровый Кир Сергеевич их перед комиссией за ухо не схватит и к родителям не отведет. А отдаленные последствия своих действий они просчитывать еще не научились – у младших логика по возрасту не отросла, у средних шило в одном месте перевешивало, а у старших – играли одновременно гормоны и юношеский эгоцентризм с максимализмом. Маленькие паршивцы!

Кир и восхищался детской изворотливостью, и стремился ее обуздать. Одновременно оба процесса выходили плоховато, и учителю биологии периодически приходилось несладко. Вот как сегодня.

При первом же взгляде на председательницу ведомственной проверочной комиссии Кир понял: во мнениях они не сойдутся никогда. Едва завидев статную деловую женщину с иссиня-черным классическим учительским пучком на голове, одетую в строгий костюм аметистового цвета, безукоризненно белую блузку и такие же ослепительно аметистовые лодочки на невысоком каблуке, он чуть восторженно не выпалил: «Ух ты! Рядовка фиолетовая!»

Сдержался Кир в последний момент, понимая, что сравнить инспекторшу с грибом будет не самым лучшим его решением.

– Амалия Викторовна, – протянула руку фиолетовая дама.

– Кир Сергеевич, – неожиданно для себя самого лихо щелкнул каблуками биолог, вытянулся в струнку и коротко кивнул. Не дав инспекторше опомниться, он галантно и невесомо обозначил рукопожатие и поцелуй в сантиметре от ее руки.

– Что вы себе… – округлила глаза дама.

– Междисциплинарные взаимосвязи, Амалия Викторовна. Третья образовательная ступень, наши среднеклассники проходят по общемировому языку и литературе период девятнадцатого века. Романтизм, золотой век, манеры, – сдержанно улыбнулся Кир, маскируя озорную выходку, и кивнул ее свите с правой и с левой стороны. Развернулся и величаво прошествовал в свой класс.

Комиссия безмолвствовала пару секунд, потом беспрекословно потянулась вслед за непреклонной спиной учителя биологии. Вслед за ними на открытый урок широким шагом шла, насупившись, Директор, которую иначе практически никто не звал, и семенила мелкими шажками, прижав руки к груди, завуч, молоденькая, пухленькая и миленькая Татьяна Анатольевна.

Войдя в класс, члены комиссии заозирались: им такого давно не приходилось видеть.

Просторное помещение радовало глаз стройными рядами ученических парт, объемными голограммами великих ученых-биологов на стенах, обыкновенной грифельной доской с мелом на подставке и тремя громадными окнами, из которых заливали комиссию, класс и руководство школы лучи утреннего солнца этой звездной системы. Чуть поярче земного, чуть покраснее, но в целом не настолько непривычное, чтобы не чувствовать себя не как дома.

Кир прошел к учительскому столу, положил на него горку предметов: голографический планшет, стопку тетрадей, небольшой пластиковый прямоугольник карты с записью визгейма, классный журнал.

Фиолетовая рядовка, устраиваясь на подготовленных для комиссии стульях в конце класса, поинтересовалась:

– А вы всегда учеников отмечаете на бумаге?

– Всегда, – флегматично ответил Кир.

Только он выложил последний предмет – красную и синюю ручки – как в ту же секунду прозвенел звонок. Ученики уже стояли у своих мест, вытянувшись во фрунт, у каждого на парте красовались до поры закрытые тетради, ручки, цветные карандаши и спящие ученические голопланшеты, а венчал эту геометрическую красоту учебник зоологии за восьмой год обучения, заранее открытый на нужной странице. Сейчас, в мае, закончился раздел «Млекопитающие», и ровно один академический час – по мнению Кира, непростительно мало! – уделялся биоразнообразию жизни той планеты, на которой развивалась колония.

Но на одной парте не было ни карандашей, ни ручек, ни тетрадей, ни учебника. Кир только глаза прикрыл. Снова. Его постоянная головная боль – Дженк. Учитель не стал делать замечания. На открытом уроке только разборок с проблемным учеником не хватало!

– Здравствуйте, класс! – поприветствовал учащихся Кир.

– Доброе утро, Кир Сергеевич! – донес ему в ответ хор детских голосов.

– Садитесь. Кого нет? А, вижу. Итак, кто скажет мне тему урока? Если посмотреть на доску, вы вполне можете догадаться, хотя это и не особенно очевидно, – поддел познавательный интерес своих восьмиклассников Кир.

– Там жук. Это майский хрущ. Вы на доске нарисовали майского жука и его строение, – принялась рассуждать одна из учениц. – Но жуков мы проходили в прошлом году, а по теме у нас эволюционная теория…

– В точку! – просиял Кир. – Мы с вами сегодня рассмотрим, как эволюционный процесс Третьей экзопланеты развивался с момента возникновения насекомых до появления тут извне человека разумного. Да, Дженк?

– Можно выйти? – угрюмо спросил поднявший руку ученик.

Его состояние Киру категорически не понравилось. Мальчик не поднимал глаз, его обычная задиристая веселость куда-то делась.

– Только что перемена была! – наставительно произнесла инспекторша.

– На перемене у молодых людей хватает разных интересностей и помимо посещения туалетной комнаты, – процедил Кир. – Порой не всегда успевается сообразить, что и туда неплохо было бы заглянуть. Дженк, идите.

Подросток тихой тенью выскочил из класса. Кир проводил его взглядом и повернулся к классу:

– Итак, на чем мы остановились? Да.

Кир взял планшет, встал из-за стола, положил аппарат на пол и запустил голопроекцию, над которой работал несколько лет. Расцвело громадной глицинией сложнейшее Древо Жизни: протянулись его филогенетические ветви, ввысь и до самого пола, расцвели цветы семейств, родов и видов. Ученики восхищенно зашушукались, особенно первые парты, на которые невесомо легли яркие картинки.